Гарт Никс - Падуб и железо

— Давайте лучше подождем, прежде чем следовать за королем, — предложил он. — А то через эту толпу мы к нему не пробьемся.

Робин кивнула и стала пробираться к стене чертога следом за лавирующим между людьми Жоффреем. Она чувствовала стрелу с наконечником из слоновой кости, привязанную к боку, и ей до боли хотелось выхватить ее и вонзить в грудь Вильяму. Но нет, сейчас она не может подобраться достаточно близко. Ничего, позднее ей представится такая возможность.

Робин понимала, что после этого ее убьют, но, по крайней мере, она умрет, зная, что отомстила за смерть сестры и отца. После смерти герцога наследники Вильяма ввергнут Англию и Нормандию в войну, хотя, судя по нынешнему раскладу сил, бастард Орильякский быстро одержит верх — у него самая большая и самая воинственная свита. Он войдет сюда, в столицу…

В душе у Робин зародилась тень сомнения. Если она убьет Вильяма, не отдаст ли она тем самым Англию Орильяку, который, по всеобщему мнению, куда худший господин, чем герцог? И действительно ли ей хочется новой войны в Англии? Эти мысли казались ей предательскими, и ухватить их было труднее, чем неприкрытый, отчетливый гнев в адрес Вильяма. Но они тоже были упорными и продолжали крутиться в голове у Робин, когда вслед за толпой девушка вышла из замка и спустилась через город к рыночной площади.

Этот внезапный исход из замка — процессия, состоящая из короля, ферраментов и четырех с лишним сотен высокородных норманнов, — вызвал в городе переполох. Робин казалось, что все, кто только был в Винчестере, с воплями ринулись к рыночной площади; и горожане, и явившиеся в город крестьяне приставали к шествию и следовали за ним.

Благодаря расторопности Жоффрея, который говорил что-то на ухо шагающим впереди баронам и рыцарям, а потом тащил Робин за рукав, к тому моменту, как они подошли к полю, девушка оказалась у самого строя ферраментов. Железные рыцари и лучники, получившие на поле подкрепление в лице дружинников, образовали кордон ярдах в тридцати от камня с мечом и остановили толпу, которая, как казалось Робин, к тому моменту сделалась многотысячной.

Внутри этого кордона находились лишь Вильям с Орильяком. Жоффрей снова потянул Робин за рукав и осторожно подтолкнул вперед, к месту, где все было хорошо видно в просвет между двумя ферраментами. Девушку аж передернуло от близости этих железных воинов. Она старалась не обращать внимания на то, как горячие духи, заключенные в металлические тела, пытаются коснуться ее разума. Это мысленное вмешательство одновременно и отталкивало, и притягивало ее. Много лет прошло с тех пор, как Робин ощущала его последний раз, еще во время уроков, которые давала ей мать. Два дня назад, спасаясь бегством от железных воинов, она была для этого слишком занята.

Орильяк что-то вопил, обращаясь к Вильяму. Робин вынудила себя переключить внимание с железных рыцарей на слова бастарда.

— …прочь простолюдинов! Я не позволю, чтобы меня дурачили в присутствии толпы, дядя!

Вильям что-то произнес — Робин не расслышала, что именно, — и указал на меч. Орильяк зарычал, шагнул к камню, вскарабкался на него, встал над мечом и ухватился за рукоять обеими руками. Мышцы Орильяка напряглись, и в то же мгновение Робин ощутила порыв исходящей от него магии железа. Он пытался воздействовать одновременно и на металл меча, и на более неподатливый камень, ведь Вильям сплавил их воедино.

— Ты также должен надеть корону! — крикнул Вильям.

Он указал на предмет, который Робин поначалу сочла птичьим гнездом, беспорядочной мешаниной веточек и ягод, пока не почувствовала таящуюся в нем магию.

— Что?! — возмутился Орильяк. От негодования и напряжения у него покраснели нос и скулы, — Это уже чересчур! Я не стану надевать какой-то дурацкий шлем…

— Это — корона короля Альфреда, — пояснил Вильям, и, хотя он не кричал, его голос каким-то образом пробился сквозь шум толпы и гнев Орильяка и заставил всех стихнуть. — Утраченная два столетия назад и обретенная вновь. Надень корону падуба, Орильяк, вытащи меч железа — и сменишь меня на троне Англии и Нормандии.

— Это что, очередное оскорбление? — протестовал Орильяк. — Хотя мои родители и не были обвенчаны, я чистокровный норманн! Я не могу надеть корону падуба.

— Это чушь, порожденная байками и воображением, — сказал Вильям.

Он подошел к камню и благоговейно взял в руки древнюю корону. Потом он высоко поднял ее, подержал несколько мгновений и осторожно возложил себе на голову. Толпа ахнула, но Вильям не покрылся кровавым потом, не рухнул без сознания и вообще не выказал ни одного признака тех неприятностей, которые якобы должны приключиться с норманнскими мастерами железа, прикоснувшимися к доброму английскому падубу.