Орсон Кард - Отец камня

— Нет, страх, — отозвался Ручеек. — Что нас тут держит?

Девушка посмотрела на него как на ненормального.

— Стены дома. И полы. — Она прикоснулась к стропилу, — Огромные балки из прочного дерева.

— Оно дрожит.

— Ничего не дрожит! — возмутилась Жаворонок, будто Ручеек ее в чем-то обвинил.

Ручеек попытался как-нибудь разумно объяснить, отчего ему так неуютно.

— Оно может упасть, сгореть. Я лучше буду спать во дворе, на каменных плитах.

— Ты что, хочешь опозорить нашего хозяина? Люди будут думать, что ему не хватает комнат и его слугам негде жить.

— Да кто об этом узнает? — удивился Ручеек.

На этот вопрос у Жаворонка, видимо, ответа не было, поэтому она просто смерила Ручейка гневным взглядом.

— Разбирайся сам с Демвуром. Я только отвела тебя туда, куда он велел.

И с этими словами девушка двинулась к лестнице.

Ручейку ужасно не хотелось, чтобы она так сердилась на него.

— Жаворонок, ну пожалуйста! — взмолился он. — Если я сам пойду просить его разрешить мне ночевать во дворе…

Жаворонок, даже не дослушав его, презрительно произнесла:

— Как думаешь, что бывает со слугой, который в первый же день начинает создавать хлопоты?

Поскольку Ручеек никогда не работал на чужих людей и за деньги, ему и в голову не приходило, что он может лишиться своего места. Самое большее, что его пугало, — это перспектива пары оплеух; но по опыту общения с отцом он знал, что без труда перенесет их. Конечно, рисковать потерей должности он не мог.

Ручеек даже не знал пока, хорошее место работы ему досталось или плохое — возможно, в этом доме не просто так не хватало слуг, раз сюда взяли даже бродягу, только-только спустившегося с гор. Если необходимость ночевать в трех этажах над землей его напрягает — это его личные трудности. Другие же спят! Пора прекращать быть мальчишкой-горцем и начинать приспосабливаться к жизни в городе.

Пока все это доходило до сознания Ручейка, на лице Жаворонка нарисовалось презрение, которое било не хуже пощечины.

— И у кого же теперь гордое лицо? — обратился к ней Ручеек.

Девушка резко отвернулась и стала спускаться по лестнице. Ручеек слышал, как ее босые ноги мягко скользят по ступенькам. Ему не нравился этот звук. От этого звука его бросало в дрожь. Ноги должны ступать по траве или земле, мягкой или утоптанной, или по камню — но не по дереву, распиленному на части и уложенному рядами. Это неестественно.

Ручеек посмотрел на соломенный тюфяк, который, видимо, служит постелью. Даже в полумраке — свет в комнатушку просачивался только через щели в крыше — нетрудно было разглядеть скачущих по тюфяку блох. Ручеек не имел ничего против блох, но не понимал, как они умудрились выжить, если в этом опасном месте никто прежде не спал.

Потом до него дошло. Кто-то жил здесь до недавнего времени. От предшественника эти блохи и остались. Если бы он, Ручеек, явился сюда чуть раньше или чуть позже, место было бы занято и он не получил бы работу.

Интересно, за что уволили его предшественника? Он попросил разрешения спать на земле? Или попытался учиться магии? Или с пренебрежением отозвался о чистоте Жаворонка? Насколько мог судить Ручеек, любой из этих проступков мог оказаться роковым.

Поскольку на улице было еще светло, а Ручеек так ничего и не ел — да и другие тоже, если судить по доносящимся с кухни запахам, — Ручеек решил, что ему не полагается спать прямо сейчас, хоть он и устал. Если он хочет поладить тут с окружающими, надо показать себя старательным работником — это был почти единственный способ отвратить гнев отца, так что, пожалуй, стоило потрудиться.

Сложность заключалась в том, что Ручеек понятия не имел, какую работу ему надлежит выполнять, а беспокоить кого-то вопросами не хотел. Но если не спросить…

Ладно, нет смысла сидеть и размышлять. Ручеек подошел к лестнице, поставил ногу на вторую сверху ступеньку и почувствовал, как та дрожит под ним. У Ручейка тут же закружилась голова, как будто он долго вертелся вокруг себя, как они играли в детстве — пока кого-нибудь не начинало тошнить.

Ручеек уселся на верхнюю ступеньку. Поручней на лестнице не имелось. Подниматься было довольно легко — он смотрел только на идущую впереди девушку, это зрелище приковывало внимание, и Ручеек практически не осознавал, что с обеих сторон от лестницы — обрыв. Теперь же у него не было ни спутника, ни перил, ничего, что отвлекло бы внимание. Поэтому Ручейку пришлось, сидя на ступеньке, вытягивать ноги вперед, а потом, не вставая, соскальзывать на следующую ступень.