Наталия Ипатова - Долги Красной Ведьмы

— Кончайте бордель, — услышала она за своей спиной и поняла, что Донахью, который поболее ее знал толк в подобных переделках, тоже не выпускает происходящее из виду. — Принесите арбалеты из чулана и снимите его болтом. Милорд, мне искренне жаль. Какой начальник дворцовой стражи пропал в вашем лице!

Пятеро проскользнули мимо нее в чулан. Метнувшись к его дубовым створам — все деревянные части в Фирензе были сделаны на совесть и пропитаны смолой для предотвращения гниения, — Аранта, навалившись всем телом, закрыла их и вставила в петли кочергу. Двери затряслись от ударов и проклятий изнутри. Волна воодушевления словно приподняла ее над землей, напомнив дни и подвиги иные, прежние, но вновь обернувшись к театру военных действий, она поняла, что этой ценой напомнила о себе.

— Убейте бабу! — приказал Донахью. Как это, оказывается, может звучать беззлобно. Смысл его приказа дошел до нее мгновением позже, когда она поняла, что ее жизнь или смерть, собственно, ничего для Донахью не значат. Он перерезал бы ей глотку в любом случае, как перерезали их всем прочим людям Уриена, виновным лишь в том, что Клемент подозревал, будто в защиту его брата поднимет меч каждый, с кем тот перебросится словом или взглядом. Но именно сейчас, именно здесь убить ее — значило заставить дрогнуть другую руку. Заставить Уриена прыгнуть на мечи. И по тому, как в чаду драки, в лязге стали о сталь его рука оперлась о шаткие перильца, ограждавшие лесенку, она поняла — он таки прыгнет. Свой крохотный шанс уйти наверх, нырнуть в какую-то кладовку, из тех, что на поверку оказываются потаенным ходом, и после справедливо оправдывать бегство тем, что оно гарантировало жизнь трясущимся где-то малолетним детям Баккара, которые обожают его больше, чем родного отца, и которые без него обречены если не на гибель, то на прозябание, он обменяет на ее жизнь. Даже не на жизнь, потому что если он прыгнет, они погибнут оба. Обменяет… да ни на что он ее не обменяет, потому что ничего не получит взамен, кроме самого решения и последующего за ним прыжка. Кроме выражения ее глаз, когда она увидит этот прыжок. Кроме жизни, которую придется прожить, помня выражение ее глаз, если он не прыгнет.

Много раз она слышала и говорила сама, что приведись случай, и Кеннет умрет за нее. Самого Кеннета она пыталась отучить от этой мысли, но, в общем, воспринимала ее как саму собой разумеющуюся. Но вот случай привелся. И даже в самой невероятной фантазии ей бы не примерещилось, что умирать за нее выпадет Уриену Брогау.

«Он получит меня на костре!» Вот на что она, оказывается, с отчаяния заколдовала их обоих.

Вскинув над головой горшок, полный углей, которым обносили на ночь комнаты, разжигая камины, она крикнула:

— Уриен! Даже и думать не смей! Уходи наверх!

— Проклятие! — взревел Донахью. — Немая Эри! То-то, гляжу, знакомое лицо! То ж Красная Ведьма!

Зрение ее расплылось и раздвоилось. Серые тени, колеблемые дрожащим светом, приближались к ней с острым железом в руках, и она швырнула в них глиняным горшком, который валился наземь бесконечно долго и бесконечно долго рассыпался черепками и углями. Можно было умереть и воскреснуть, пока занимался трескучим огнем иссохший тростник, покрывавший пол. И огонь вставал стеной, отделяя ее от этих призрачных, ничего собой не представлявших убийц, принадлежавших теперь уже иному миру. Какой смысл убивать ту, что стоит посреди огня? На нее можно только глядеть, раззявившись, потому что не каждый день увидишь, как ведьма сама поджигает свой костер.

Грохот издали и удар, от которого дрогнула под ногами земля, запах горячего металла, перебивший едкую вонь дыма, порыв силы, сомкнувшейся вокруг нее, оторвавшей ее от земли и влекущей в никуда, ускользнули от нее, как ускользает рыба из рук или последний утренний сон из памяти. Потом холод и чувство безудержного падения в темноту.

Сознание вернулось вместе с болью во всех членах и чувством неудобства от неестественной позы. Клочки дыма в небе, куда невольно упирался ее воспаленный взгляд, и вкус пепла во рту. Хотелось сплюнуть, но для этого требовалось как минимум сесть или хотя бы перевернуться набок, да и слюна вся пересохла. В тело впивались острые края камней.

Кряхтя и постанывая, Аранта предприняла попытку сесть, которая удалась лишь благодаря ее настойчивости и стоила ей обломанных ногтей. Зрелище перед глазами встало поистине фантасмагорическое.