Макс Фрай - Гнезда Химер. Хроники Хугайды

О, боже, – подумал я, – вот так и сходят с ума, наверное…

Я кое-как нашел для себя кусочек свободного пространства на корме, уселся там, подтянув колени к подбородку, прижался спиной к прохладному дереву и замер – я предпочел бы вовсе исчезнуть, но это у меня не получалось, по крайней мере – пока… Увитая цветами розовая подделка под свинью тут же подошла ко мне и уткнулась глупой мордой в колено, я попытался отпихнуть ее ногой. Зверь понял, что в моем сердце нет места его персоне и ушел искать любовь и понимание где-нибудь еще, а мне стало немного неловко: до сих пор я всегда отлично ладил с животными, и вообще, дрянное это дело – вымещать свое паршивое настроение на слабых.

– Извини, зверюга, ты хорошая свинка, просто Гулливер из меня хреновый: нервы ни к черту! – виновато сказал я вслед удаляющемуся созданию природы, и почувствовал себя законченным идиотом.

Некоторое время я просто неподвижно сидел на месте, изо всех сил пытаясь не обдумывать свое прискорбное положение и, самое главное – вдыхать воздух как можно реже: это казалось мне единственной возможностью выжить.

– Хугайда, – тихо сказал я, подняв глаза к небу. На сей раз я твердо знал, что прошу о помощи – неведомо кого, сам не понимая, какого рода помощь мне требуется… Просто жизнь уже очень давно не казалась мне настолько невыносимой. Даже когда я сходил с ума от отчаяния в замке Таонкрахта, я проделывал это с комфортом: в мягкой постели, вдыхая свежий воздух из открытого окна… теперь Альтаон представлялся мне почти райским уголком!

Небеса, конечно, не разверзлись, и на горизонте не появилась прекрасная шхуна под белоснежными парусами, чтобы забрать меня, любимого, с кормы грязного пиратского суденышка, но мне стало немного легче, что правда, то правда. Я почти был готов улыбнуться, когда мои губы снова прошептали единственное магическое заклинание, оставшееся в моем распоряжении: Хугайда…

Через какое-то время воздух, который мне все-таки приходилось вдыхать, посвежел: подул прохладный морской ветер и унес изрядную часть рокфорных ароматов. Я огляделся и обнаружил, что берег остался довольно далеко. Сделав это открытие, я робко покосился на небо и с величайшим облегчением увидел там знакомые маленькие солнышки: никаких угрожающих карикатурных рож, нормальные небесные светила – пусть целых три вместо одного, такие пустяки меня уже давно не смущали. Кошмарное желтое Лабысло, очевидно осталось сторожить страмослябское побережье и зловеще улыбаться местным жителям. Пираты по-прежнему сновали мимо, с простодушным любопытством поглядывали на меня. Слова Маггот, етидреный хряп и ибьтую мэмэ щедрым потоком изливались на мою бедную голову. Я молил небо об одном: чтобы мне не пришлось общаться с ними более плотно. Нервы у меня всегда были ни к черту, а уж сейчас – и подавно, и я прекрасно понимал, что могу взорваться по самому пустячному поводу. А любой из страмослябов мог сделать меня одной левой: уж очень они были здоровые дяди! Впрочем, человеком-невидимкой я так и не стал, поэтому рассчитывать на то, что мне удастся уклоняться от общения десять дней кряду, не приходилось. Оставалось только умолять судьбу об отсрочке. Отсрочку я действительно получил, но ненадолго.

– Куляймо хряпа, Маггот! – с энтузиазмом предложил мне Плюхай Яйцедубович, когда солнце стояло в зените. Гном, по-прежнему сидевший на его плече тут же загундосил – мне показалось, что он ругается. Некоторое время капитан рассматривал мою ошалевшую рожу, потом до него дошло, что я ничего не понимаю, и он сделал характерный жест, словно поднес ко рту невидимую ложку. – Хряпа, дурбэцэло! – добродушно пояснил он.

– Хряпа, так хряпа! – вздохнул я, неохотно поднимаясь на ноги. Есть мне совершенно не хотелось. Но насколько я мог судить, сейчас я имел дело с весьма примитивными людьми, так что отказ разделить с ними трапезу вполне мог привести к дипломатическому конфликту.

– Ото тык, етидрєный хряп! Куляймо! – обрадовался капитан.

Трапеза пиратов была сервирована в носовой части судна. Сервировка поражала несказанной простотой. Собственно говоря, там стояло обыкновенное большое корыто, до краев наполненное кусками мяса и овощей. Каждый участник мероприятия просто брал из корыта первый попавшийся кусок, клал его в рот и тянулся за новым, поэтому у корыта создалась давка. Тут же крутились лже-свиньи, возбужденные до крайности. К ним относились с пониманием и пропускали к корыту вне очереди. Я окончательно понял, что есть мне не хочется, но капитан настойчиво подтолкнул меня к корыту и терпеливо, словно имел дело с несмышленым младенцем, повторил: хряпа! Я обреченно вздохнул, достал из-за пояса разбойничий нож и подцепил небольшой кусок неизвестного овоща. К моему удивлению, он оказался чертовски вкусным, как авокадо в хорошем итальянском салате, так что я сам не заметил, как потянулся за добавкой. Пираты вежливо расступились: очевидно, я пользовался такими же особыми привилегиями, как и лже-свиньи. Ребята уважительно рассматривали мой нож. Их комментарии сводились к многочисленным восклицаниям вроде ибьтую мэмэ, ничего принципиально нового я не услышал, пока капитан авторитетно не заявил: хур морговый, – кажется, он удивил не только меня, но и своих подчиненных… Потом рядом с корытом появилось еще одно, поменьше – наполненное мутной жидкостью, запах которой не оставлял никаких сомнений: граждане пираты собирались напиться, не дожидаясь вечера. Ребята проворно набросились на выпивку, с энтузиазмом размахивая огромными кружками, больше похожими на ночные горшки. Я воспользовался случаем и незаметно удалился обратно на корму.