Евгения Гордеева - Ошибка. Мозаика судеб

- Сумел... - удовлетворённо хмыкнул пастух, и растворился в вечернем воздухе.

***

Пот заливал лицо Фанагора, словно тот находился в парилке термы. Роба узника тоже уже потемнела под мышками, на спине и на груди, куда стекал пот с лица. Руки, удерживающие такой нематериальный, но, тем не менее, весьма ощутимо давящий туман, дрожали от напряжения.

- Извини, величество, но придётся нам ещё потесниться.

Колдун осторожно опустил руки и обессилено сел на пол. Мгла, не сдерживаемая ни чьими усилиями, сузив и так невеликое пространство, подтолкнула угрюмого Плаута к Фанагору. За последние несколько часов больше они не проронили ни слова. Старику еле хватало сил удерживать живое пространство, и он экономил любую энергию, стараясь даже реже дышать. Плаут же пытался проанализировать те немногие слова, которые выдал ему здесь колдун. А вот верить или не верить им?

Над этим он и размышлял.

Самое большое недоверие он испытывал к информации о том, что Фанагор не причастен к смерти его отца. Судить о событиях тридцатипятилетней давности Плауту было трудно. Питрос ΙΙΙ пал жертвой заговора двух старинных, но обнищавших родов, несправедливо обделённых, как они считали, при объединении государства. Тогда, 300 лет назад, они не вошли в число родов-основателей Септерри, и должны были довольствоваться ролью вассалов. В те времена такое положение вещей устраивало нерасторопных потомков старинных родов, проморгавших благоприятный момент. Но исторические факты стали забываться, а то и нагло перевираться обиженными дворянчиками, и они не придумали ничего умнее, как свергнуть законного правителя и узурпировать власть. Хорошо, что жена у императора Питроса оказалась не робкого десятка, возглавила войска, оставшиеся верными присяге, и подавила восстание на корню. И всё было бы хорошо, если бы восставшие дворяне не воспользовались услугами колдуна. Применив свои магические способности, предатель Фанагор убил императора, но был схвачен дворцовой стражей.

Супи-Авгуда взвалила заботу об осиротевшем государстве на свои хрупкие женские плечи. Первым её указом было безжалостное, но справедливое уничтожение мятежных родов. А вот убийцу мужа она отчего-то помиловала, заменив смертную казнь пожизненным заключением. Плауту тогда было всего восемь лет, он мало что понял и запомнил из тех событий. Но гроб с телом отца в тронном зале ещё долго снился ему по ночам.

Странное решение матери он всегда списывал на её страх перед магией. Она как-то ему призналась, что колдун запугал её, пообещав, что срок жизни молодой императрицы будет напрямую зависеть от его собственной жизни. Вот и заперли его в казематах. А теперь этот убийца имеет наглость заявлять, что не виновен в смерти Питроса ΙΙΙ. Да кто ж ему поверит?

Плаут и так и этак обдумывал информацию, и она всё больше вызывала в его душе сомнения. Он вспомнил свой горький опыт пережитых покушений, странности и неясности, творившиеся тогда вокруг него.

310 год правления династии Румов

Письмо от Сиггрид доставили рано утром. Обычно послания от невесты Плаут получал после полудня, но сегодня привычный ход событий был нарушен. Причиной тому послужило тревожное состояние девушки, предчувствовавшей какую-то неприятность. Сиггрид умоляла жениха быть осторожным, внимательным и, по возможности, не покидать сегодня дворца. Такая опека раздосадовала принца. Он, безусловно, ценил заботу юной невесты, но считал, что со своими проблемами справится самостоятельно, без чьего-либо вмешательства. Он с детства был приучен к самостоятельности, с того самого дня, когда погиб его отец. У матери не находилось времени для сына. Супи, поглощённая государственными делами, передала наследника на попечение нянюшкам и дядюшкам, посчитав тем самым свой материнский долг исполненным. И вот теперь такая трепетная забота невесты! Совершенно не ко времени. А на сегодня как раз запланирована охота в угодьях егермейстера империи герцога Жельо, славившихся изобилием дичи.

Принц любил бывать в этих лесах, выслеживать и загонять зверя. Особенно ему нравилась одиночная охота, когда остаёшься с будущим трофеем один на один.

- Я очень люблю тебя, Сиггрид, - Плаут нежно поцеловал письмо невесты, - но твои страхи абсолютно беспочвенны, моя дорогая! Ничего со мной не случится!

Он бережно свернул послание и спрятал во внутренний карман камзола. Бабьи страхи, как говаривал его денщик, старый вояка Фрол, не стоят выеденного яйца. Сама придумает, сама испугается и других стращать принимается! Вот и у Сиггрид предсвадебная лихорадка сказывается таким не очень приятным образом. А ведь она девушка спокойная и рассудительная.