Джон Норман - Король

— Да, господин! — откликнулся Туво Авзоний. — Принеси плащ, — приказал он рабыне.

— Да, господин.

— Живее!

Рабыня выскользнула из комнаты.

— Не смейте! — воскликнула блондинка.

Ее руки со скрещенными запястьями были связаны высоко над головой. Короткой веревкой они были привязаны к кольцу свисающей с потолка цепи. Веревку на запястьях можно было удлинить или сделать покороче, в зависимости от роста рабыни. Рост блондинки был средним. Ее привязали так, что она поднялась на носки. С нее стащили белое платье, привязали лицом к металлической стене. Она повернула голову. Позади стоял строгий офицер, которого звали Ронисий.

— Не смейте! — в отчаянии повторила она. Рабыни в общей комнате весело рассмеялись.

— Ты была недостаточно почтительна, — объяснил Ронисий.

Рабыня вздрогнула.

— Ты была неловкой.

Он говорил правду. По крайней мере дважды она отвечала без должного почтения, даже пропуская обращение «господин». Кроме того, она замешкалась, неся на стол супник с хирисом, и не сразу опустилась на колени у стола, как обычно делали рабыни, ожидая, пока их позовут. Она стояла там, где ее мог увидеть варвар, если бы он поднял голову. Другие рабыни не решались на подобную выходку: несмотря на то, что грубая мужская сила и свирепый вид варвара волновал их, они боялись привлекать к себе его внимание. Ронисий окликнул блондинку, и она опустилась на колени вместе с другими, подобрав платье, чтобы не становиться голыми коленями на пол, подобно прочим рабыням. Вероятно, замечание Ронисия и раздражение блондинки из-за того, что к ней обращались, как к рабыне, придало ей неуверенность — наполняя вином бокал Ронисия, она опрокинула его на скатерть.

Во всяком случае, она действительно плохо прислуживала за ужином у капитана, который был устроен для самого капитана, варвара и нескольких старших офицеров. Пятерых рабынь назначали прислуживать каждый вечер. Полет продолжался уже четыре дня. Сегодня блондинке впервые было позволено прислуживать за ужином у капитана.

— Вы не смеете! — еще раз повторила она.

— Наверное, ты просто дура, — сказал офицер.

— Я не дура! — выкрикнула она.

Одновременно с криком в воздухе просвистела плеть.

Он не стал щадить ее, как мог бы пощадить недавно обращенную в рабство женщину, должницу с Майрона-VII, у которой еще даже не было клейма.

Но она пролила вино, наполняя именно его бокал.

— Теперь поблагодари меня за наказание, — наставительно заметил он.

Блондинка оглянулась на него через плечо полными слез глазами.

Он ударил ее еще два раза — быстро и резко.

— Спасибо! Спасибо! — поспешно крикнула она.

Последовали еще два хлестких удара, и рабыня заплакала, извиваясь всем телом.

— Спасибо, господин! — наконец поняла она свою ошибку.

— Тебя отпустят позже, — равнодушно сказал он.

— Да, господин! — ответила она, пораженная поспешностью своего искреннего восклицания, кажущегося необходимым при той пугающей реальности, от которой пыталась избавиться рабыня. — Спасибо, господин!

Ее оставили почти висеть на вытянутых руках. Спина немилосердно горела.

Вокруг нее весело болтали рабыни, сидя на коленях лицом друг к другу. Они развлекались, смеясь и играя.

Как я ненавижу их, думала блондинка.

Постепенно в ней нарастала злоба.

Как могли бить ее, доверенное лицо самого Иаака, как будто она была всего лишь неуклюжей рабыней?

Белобрысый офицер, Корелий, казалось, был в ужасе, заметив, что Ронисий приказал ей прислуживать на ужине у капитана.

Должно быть, Корелий и был агентом Иаака, но он не возражал, хотя видел, что ей грозит наказание плетью, как простой рабыне.

Конечно, он не вмешивался, чтобы не выдать себя.

Но агентом мог быть и Ронисий — именно поэтому он так безжалостно бил ее, чтобы не выдать их отношений. Наверняка у него хранился тонкий кинжал.

Казалось, Лисис, старший офицер, почти не обращает на нее внимания, но именно он привез ее на корабль.

Странно, что за столом оказался и тот скотник со свиным лицом, — тот самый, который подверг ее такому унижению в клетке.

Значит, агентом мог быть и он, иначе как бы он оказался за ужином у самого капитана?

Как противно ей было прислуживать этому простолюдину, явному гумилиори!

Конечно, простолюдин из сословия гумилиори не мог быть агентом — таким, от которого зависела судьба представительницы сословия хонестори, аристократки и патрицианки!