Джон Норман - Вождь

Колонна растянулась по равнине.

Стояла суровая зима 1103 года — летоисчисление велось со времени постройки взлетной площадки, когда для всей планеты начался новый, галактический отсчет времени. Планета осталась низкоразвитой, люди на ней пользовались собственными примитивными орудиями, и о завоевании напоминало только существование наместника Империи в столице на юге, в Вениции, которую на местных наречиях звали Шарнхорст, или Ифенг. Войска Империи еще со времен тетрархии, когда Империя на века была втянута в гражданскую войну, разделили на пограничные и мобильные подразделения. Воинам мобильных подразделений платили значительно больше, чем пограничным, да и сами они были не в пример опытнее — хотя об этом запрещалось говорить. Мобильные подразделения использовались совсем для других целей, нежели пограничные войска.

Колонна пересекала равнину, которую раньше называли Баррионуэво, а теперь — плато Тунг. На востоке равнины виднелись горы Баррионуэво, в западной части протекала река Лотар. Старые названия постепенно исчезали, но горы продолжали называть по-прежнему. В горах располагался фестанг, или монастырь Сим-Гьядини — учитывая особенности языка, это название можно было бы перевести как «Святой Гьядини». В наше время в списках святых Гьядини не значится, но тогда ему поклонялись. Исход политической и религиозной борьбы того времени неизвестен, поэтому нельзя понять, каких убеждений придерживались победители, завоевавшие право провозгласить отступниками побежденных.

Вернемся к нашему повествованию. Стояла зима 1103 года по новому летоисчислению; шли самые холодные и ветреные месяцы, названные в честь божества Игона.

Небо было хмурым и темным; падал мелкий снег. Колонна двигалась по длинной, узкой извивающейся тропе, покрытой застывшей грязью. Она растянулась на дюжину миль, была усеяна осколками льда, которые таяли от тепла проходящих ног. Люди в колонне кутались в лохмотья, многие из них были нагими. Пленников подгоняли тяжелые колеса повозок и фургонов, окрики воинов, храп животных, на спинах которых в седлах восседали воины. Для удобства мы будем называть этих животных «лошадьми».

Всадников было не менее четырех-пяти тысяч — необычно много, поскольку в походы герулы отправлялись отрядами по сто человек. Вероятно, они не ожидали, что придется переправляться через Лотар, да еще в месяце Игона. Обычно походы велись к востоку от Лотара — в деревни близ реки, особенно весной и летом. Как раз в это время стада выгоняли на прибрежные пастбища. Множество народов сочли нужным объединиться. В летописи сказано, что герулы заключили союз с народом хагинов, однако причины подобного объединения неизвестны.

Колонна продолжала идти по равнине. Над нею в темном небе кружили птицы, покрикивая от холода и нетерпения. Иногда, впрочем, они спускались на землю.

Кое-где птицы уже слетелись к кучам отбросов, оставленных колонной — черные, как ожившие куски навоза, они били крыльями, наскакивали друг на друга, пронзительно верещали. Иногда воины, которых раздражало это зрелище, швыряли в птиц копья, камни или шары с шипами, подвешенные на длинных цепях. Птицы разлетались врассыпную, но снова возвращались — некоторые с подбитыми крыльями — раздраженно ковыляя по земле, протестующе покрикивая, обреченные продолжать свое дело.

Слышался скрип колес по мерзлой грязи, топот ног, храп коней, лай собак — поджарых, мускулистых боевых животных, которые бежали вслед за герулами. Собаки участвовали в битвах, безжалостные и бесстрашные, готовые в любую минуту схватиться с врагом. Они пасли скот, стерегли рабов, охраняли шатры. Собаки предостерегающе рычали. Как обычно бывает у слаборазвитых народов, их никто и не думал кормить. Иногда собаки отбегали на обочину. Птицы не пытались спорить с ними, они лишь отлетали на несколько ярдов и, нахохлившись, усаживались на замерзшую траву. Втягивая головы в плечи, птицы наблюдали, как собаки пожирают отбросы.

Из колонны доносились звон цепей и стоны пленных, изнемогающих под тяжестью добычи победителей. Зачастую побежденному приходилось тащить утварь, захваченную в его собственном жилище. Плакали женщины, которых тоже использовали в качестве вьючных животных — босые, полунагие, несмотря на суровый месяц Игона, привязанные за шеи к задкам повозок. Среди них попадались беременные. Крича и стараясь поспеть за повозкой, роженицы переносили схватки; затем повозка сворачивала на обочину, веревку роженицы отвязывали, и она с воплями и стонами рожала ребенка в придорожной грязи, а воин в это время не выпускал из рук ее веревку. Младенцев, еще теплых и покрытых кровью, швыряли в сторону вместе с последом, оставляя на корм птицам и собакам. Бьющуюся от боли женщину пинками поднимали на ноги и вновь привязывали к повозке, подгоняя уколами копья и ударами. Повозка с привязанной к ней плачущей женщиной с перепачканными кровью ногами, безуспешно стремящейся к ребенку, вновь присоединялась к колонне. Многие пленники умирали; мертвых тоже бросали на обочину — птицам и собакам. Герулы одинаково равнодушно относились и к пленным женщинам, и к щенкам, и к новорожденным. Точно так же они относились к детям, рожденным уже в неволе от сильных рабов, несмотря на то, что в Вениции такие дети ценились. Если бы нам понадобилось найти оправдание невероятно жестокому поведению герулов, мы бы заметили, что у этого народа существовал обычай умерщвлять даже старых или слабых членов собственного народа.