Джон Норман - Вождь

— На Тереннии рабство запрещено законом, — холодно возразила женщина.

— Верно, на Тереннии нет рабства, — согласился капитан.

— Зато на Тереннии, — сказал молодой офицер имперского военного флота, сидящий справа от капитана, неподалеку от Палендия, и до сих пор не проронивший ни слова, — на Тереннии в рабстве держат мужчин.

— На Тереннии нет рабов, — сердито сказала женщина и внезапно покраснела под взглядом телохранителя.

— Не будем портить вечер спорами, — примирительно вмешался капитан.

— Вы же знаете закон о том, — добавил Палендий, — что имущество, перевезенное на другую планету Империи, не перестает быть имуществом своего владельца.

— Конечно, знаю, — сердито кивнула женщина. — Принцип здесь тот же самый, основанный на общих правилах юриспруденции.

— Так давайте представим чисто гипотетически, — подхватил Палендий, — что вы стали рабыней, а потом были привезены на Тереннию.

— И что же? — спросила женщина, чувствуя, как напрягается все ее тело.

— Вы ведь останетесь рабыней, верно? — спросил он.

— Да, — ответила женщина.

— В самом деле?

— Да, — она выпрямилась на стуле, — в этом случае я осталась бы рабыней.

— И ваш хозяин имел бы полное право владеть вами?

— Разумеется, — кивнула она.

— И все же вы продолжаете настаивать, что на Тереннии нет рабства? — не унимался Палендий.

— Конечно, нет!

— Вы уверены в этом полностью?

— Ну, может, где-нибудь в глуши, — засомневалась она, — в деревнях вдали от столицы…

— И, должно быть, в школах гладиаторов? — спросил Палендий.

— Наверное, — покраснев, ответила женщина. Она взглянула на телохранителя, стоящего справа от Палендия, и быстро отвела глаза.

Будучи воспитанной на Тереннии, она считала, что такие мужчины не только хотят женщин, но и нуждаются в них, даже не могут обойтись, как не могут обойтись без воды и еды — в отличие от «истинных» мужчин, которых она, к собственному разочарованию, уже успела достаточно узнать.

— Кто знает? — глубокомысленно заметил Палендий, промокнув губы салфеткой.

— И вы говорите, что эта девушка — рабыня? — спросила черноволосая женщина, указывая на прислужницу.

— Этого мы не говорили, — возразил капитан.

— Каны, госпожа? — спросила прислужница, появляясь позади черноволосой женщины.

— Нет! — поспешно воскликнула та.

По знаку Палендия прислужница вернулась на свое место за стулом капитана.

— И кто же ее хозяин? — поинтересовалась женщина.

— Все мы — по крайней мере, до завтрашнего вечера. Ведь она приписана к кораблю как прочее имущество, — ответил капитан.

— До состязания, — добавил Палендий.

— Не могу поверить, что она рабыня, — растеряно проговорила черноволосая женщина.

— Конечно, мы стараемся не выставлять это напоказ, — кивнул капитан.

— Она не рабыня! — настаивала женщина.

— Но ведь это не корабль варваров, — возразил капитан.

— Вы не верите потому, что на ней обычная одежда и нет ошейника? — спросил Палендий.

Черноволосая женщина раздраженно кивнула.

— Ошейник — прелестное украшение, к тому же он полезен для опознания, запоминания и тому подобное, — заметил Палендий, — но узы, связывающие раба — отнюдь не ошейник. И потом, почему вы решили, что она одета не так, как положено рабыне?

Черноволосая женщина в замешательстве опустила голову.

— А разве на ней одежда рабыни? — спросила она, смущенная и покрасневшая.

— Да, — подтвердил Палендий.

Над столом повисло молчание.

— Она не рабыня, — в отчаянии прошептала черноволосая женщина.

— Подай кану! — приказал капитан, поднимая бокал.

— Да, — ответила прислужница, спеша на полнить его.

— Говори, как следует!

— Да, господин, — повторила прислужница.

Прислужница подняла глаза на черноволосую женщину, и в ее взгляде смешались злоба, вызов, а потом внезапный испуг. Она опустила голову и встала на свое место.

Такие женщины, как она, не были свободными. Они не всегда могли делать то, что хотели. Они подчинялись власти господ и подвергались наказаниям.

Палендий наблюдал за черноволосой патрицианкой с Тереннии, с особым удовольствием задерживая взгляд на золотом ожерелье в полдюйма шириной, плотно охватившем шею. Бессознательным жестом патрицианка поднесла руку к горлу, а затем поспешно положила ее на блестящую скатерть стола. Ожерелье напомнило Палендию о причудливых ошейниках рабынь, сделанных из переплетенных цепей. Конечно, ожерелье не было таким прочным и не имело замка.