Макс Фрай - Вторая линия. Рассказы и истории разных лет

Так или иначе, но брат в большинстве случаев отмазывал Лёню от крупных неприятностей. Правда, Лёня говорил, что однажды брат сам его в ЛТП засадил, но родственные отношения — дело темное. Не знаю, словом.

Мы с Лёней, можно сказать, дружили. Притом, совершенно бескорыстно.

Мое знакомство с ширкой состоялось несколько раньше, и мы пришли к обоюдному выводу, что не подходим друг другу. На том, как говорится, и порешили.

Лёне лишь однажды удалось навязать мне сей бесценный дар. Нехороший полутрип продолжался двое суток, после чего Лёне было интеллигентно, но твердо сказано: «На хуй твою хуйню».

Добрососедским отношениям это, однако, не помешало. Мы подкармливали друг друга в трудные дни, благо таковые случались у нас в разное время. У меня выработалась привычка покупать домой два хлеба: себе и Лёне. Родственники мои с восторгом выяснили, что я, оказывается, обожаю прошлогоднее засахаренное варенье: Лёня жить не мог без сладенького. Он же, разжившись деньгами, непременно просовывал мне под дверь трёху, а то и пятерку. Не давал в руки, а именно так — тайком совал. Это, надо сказать, не раз спасало мою органическую жизнь.

По ночам мы нередко пили чай с вареньем у него на кухне. Ради такого дела Лёня любезно убирал с плиты свой аптекарский хлам. В наших комнатах в это время трахались бездомные приятели: Лёнины — под ширкой, мои — просто так. Моя жилплощадь по этой причине освобождалась много быстрее, зато у Лёни было что послушать.

Что до моих приятелей, они постепенно перезнакомились с Лёней и стали понемногу перебираться на Лёнину территорию. Понятно, не для того, чтобы попить чаю, посидеть на балконах, или забраться в башенку. У моих приятелей к Лёне был практический интерес.

Со временем это приобрело комические формы. Мои знакомые старались прошмыгнуть к Королю тайком: стеснялись меня. Столкнувшись со мною в коридоре, краснели и безбожно врали, что зашли к Лёне на минутку, отдать старый долг. Мне, понятно, было по фигу, но поди объясни это людям, всерьез присевшим на измену.

Зато Лёня был счастлив: он-то, бедняга всю жизнь хотел вырваться из своей среды. Внимание богемных мальчиков-девочек ему чрезвычайно льстило. Особенно, конечно, девочек.

Девочки, надо сказать, тоже были довольны. У своего тезки, художника Лёни, Король даже отбил жену Светку — не на какую-нибудь там неделю, а всерьез и надолго. Попробовав ширку, эта удивительная женщина заявила, что была полной дурой, пробухав первые тридцать пять лет своей жизни, зато теперь, дескать, непременно исправит эту оплошность. И исправила, надо сказать. Четыре года, верой и правдой. Больше не успела по причине высокой смертности среди провинциальных наркоманов.

Нетрудно догадаться, что главного героя этой истории тоже давным-давно нет в живых. Лёня умирал долго и мучительно, в течение полутора лет, с переменным, так сказать, успехом. Иногда казалось, что он выздоравливает, но потом ему становилось еще хуже. Это, как мне рассказывали, началось с очередной драки с «клиентами». Лёне сломали челюсть, которая со временем все больше опухала и причиняла ему неописуемые страдания. Когда какое-то время спустя, брат стал таскать Лёню по врачам, они уже ничего не смогли сделать.

Последние несколько недель были ужасны. Мне, к счастью, почти не довелось при этом присутствовать: место жительства к тому моменту сменилось. Несколько раз пришлось зайти в коммуналку за какими-то вещами. В коридоре пахло разлагающимся Лёниным телом. Не очень сильно, у него была хорошая, крепкая дверь, но мне хватило. Говорят, он почти все время кричал. Еще говорят, что брат успел его перед смертью зачем-то окрестить и женить. То есть женить как раз понятно зачем: таким образом продавались квартиры до наступления эпохи приватизации.

Поэтому после Лёниной смерти его комнаты заняла бойкая женщина Надя, но с нею мы уже не соседствовали. Знаю только, что у нее была огромная белая собака неведомой породы. Собаку звали Микки.

Семейство Корнейчуков занимало в нашей коммунальной квартире две большие смежные комнаты. Муж Миша, жена Мила и две дочки, погодки. Все невысокие, плотные (не толстые, а коренастые), круглолицые и симпатичные. Этакие хоббиты. Техническая интеллигенция, советский средний класс.

Мне они казались аналогом семейства Стоговых из школьного учебника английского языка. Май фазер из инженир, май мазер из тича, ви хэв э кэт. Примерно так все и было, только у Корнейчуков фазер был тичером (преподавал в каком-то институте), а мазер, напротив, инженером. «Э кэт» тоже имелся. Рыжий, кастрированный. В коммунальный коридор его не выпускали, и правильно делали. Дочки учились в престижной английской школе (попали туда не по блату, а по месту жительства, так уж повезло) и были там отличницами, на зависть пристроенным туда за деньги и бытовые услуги одноклассникам.