Андрэ Нортон - Берегись ястреба

И в этот момент раздался такой громовой звук, что они могли бы оглохнуть. Вслед за ним последовала тьма, окутала все вокруг. Во тьме двигались какие-то существа. Тирта услышала крики, вспышки пламени, которые могли исходить от топора, меча, даже веревки.

Нет, это не ее задача и не Ниреля. Если он поддастся воинскому инстинкту и примет участие в битве, которая по существу ловушка, они погибнут? Он не должен!

Синий свет меча по-прежнему окутывал ее, соединялся с блеском ларца. И ладонь его оставалась на ее руке. Он медленно поднимал крышку, как она его и просила. Она все еще не видит, что находится внутри, потому что ларец стоит так, что крышка открывается на нее.

Вот крышка встала прямо, а изнутри льется ровное яркое сияние. Рука его остается на месте, он не отпускает ее.

Тирта громко воскликнула:

— Время пришло, Нинутра! Служба Ястреба завершена!

То, что появилось перед ней в темноте, стоит у ног ее неподвижного тела, — это не женщина с бесстрастным лицом и не ее жрица. Это другой. И он не…

В человеческом облике — он надевает этот облик, как одежду, когда имеет дело с людьми. Он безоружен, и на нем нет кольчуги, скорее, облегающая одежда, сделанная из змеиной кожи. Одежда черная, и на ней чешуйки, которые светятся алым цветом свежепролитой крови. Лицо у него невероятно прекрасное, на голове тесный убор из той же змеиной кожи с алыми чешуйками, на лбу широкая лента с алыми камнями. Он медленно поднял руки, и Тирта видит, что у него между широко расставленными пальцами перепонки.

Он вытянул руки, словно ожидал, что в них что-то должны положить. Ему не нужно вслух высказывать свое требование: ему нужно то, что вместе открыли Нирель и она.

— Время пришло, — Губы его не шевелятся, но слова звучат в тишине. Потому что хотя вокруг по-прежнему густой плащ темноты, но в нем не видно вспышек, не слышно звуков битвы.

— Я… Ястреб… — На Тирту словно навалилась огромная тяжесть, ей приходится говорить с большими паузами, переводя дух после каждого слова, — Ты умрешь… — ответил он с тем же равнодушием, которое она ощутила в Нинутре. — Твоя смерть может быть быстрой и легкой. Но может быть и по-другому…

— Я… Ястреб… Лорд и леди.., они хранители…

— Лорд? — в этом слове звучит насмешка. — Я не вижу никакого лорда. Здесь только бродяга, солдат без герба и хозяина…

— Я избираю его по праву…

Какое-то время Рейн не отвечал. Тирта знала, что он смотрит на Ниреля. И словно это написано в воздухе перед ними, она знает, что сделает Рейн, что он уже делает. Он призывает на помощь древние верования и обычаи, все предрассудки народа Ниреля, презрение и недоверие к женщинам, живущие в памяти и сознании этого мужчины. Рейн пытается положить конец их союзу. Она не может участвовать в этой битве — это битва одного Ниреля. И, может быть, она уже проиграна.

Но его ладонь остается на ее руке, и свет от меча, зажатого в когте, озаряет это соединение.

Что вызвал Рейн в Ниреле? Тирта обнаружила, что не может этого почувствовать, как не может помочь Нирелю в битве. Может ли служить клятва меча оружием в таком бою?

— Глупец, тогда умри!

Рейн повернул ладони. Он больше не ждет дара.

Пальцы его согнуты. И по всему ее телу пробегает боль, огонь пожирает тело дюйм за дюймом. Она пытается сдержать крик и думает, долго ли сможет сдерживаться. Пусть Нирель разожмет руку, пусть тот, другой, уйдет. Он победил.

Свиток, который продолжал парить над ларцом, хотя никакого ветра нет, вдруг начал извиваться.

Сквозь туман боли Тирта увидела, как он меняется.

Свиток приобретает форму птицы — не серой птицы, которая была посланцем Нинутры. Нет, эта птица темнее, у нее черные перья.

Темный поднял руки, чтобы отогнать птицу. И тут коготь, рядом с ее телом, тоже двинулся. Сверкнул в воздухе меч Силы, найденный в месте смерти, и в этом своем полете стал светиться еще ярче. Меч ударил в темную грудь того, кто угрожал.

Последовала вспышка — красного и черного, если это можно считать цветами пламени. Тирту ослепило это столкновение сил, этот невероятный блеск.

Она почувствовала, как оживает ее тело, оживает в боли. Плоть Ниреля рядом с ее плотью, обжигающая и мучительная, они вместе давят на крышку ларца, закрывают его. Тирта дернулась в последнем приступе боли и так закричала, словно готова была разорвать горло.

Сонное удовлетворение, ощущение, что все в мире правильно. В каком мире? Где? Она умерла. Может ли мертвец ощущать биение сердца, глубоко дышать ароматным воздухом? Нет никакой боли, есть только…