Стерлинг Ланье: Странствия Иеро

В его снаряжение также входило короткое тяжелое копье с древком из ореха и десятидюймовым стальным наконечником. Копье не было старинным; его сделал для Иеро оружейный мастер аббатства в Саске, когда он прошел обряды посвящения. За спиной у него висело еще одно орудие убийства, деревянный приклад которого торчал из кожаного чехла. То был метатель, заряжавшийся с дула гладкоствольный карабин, стрелявший шестидюймовыми разрывными снарядами. Оружие стоило безумно дорого; его ствол высверлили из бериллиевой бронзы, а снаряды производились вручную в маленькой мастерской, расположенной в тайном месте. Карабин был подарком отца, преподнесенным Иеро после окончания школы; его цена равнялась стоимости двадцати плащей из лучшего меха куницы. Мощное, однако не столь надежное оружие в сравнении с клинком — ведь когда запас снарядов истощится, метатель станет бесполезной игрушкой. Но в сумке, висевшей у седла, Иеро хранил пятьдесят маленьких ракет; не многие хищные твари выжили бы после их удара. Шестидюймовый нож с костяной рукояткой, висевший в ножнах на поясе, завершал боевое снаряжение священника.

Его одежда была легкой и отлично сшитой из коричневой оленьей замши, выделанной почти так же тонко, как ткань, но более прочной. В притороченных к седлу сумках хранились меховая куртка, перчатки и зимняя обувь, запас пищи, несколько кусков меди и серебра для обмена, а также принадлежности заклинателя. Ноги Иеро были обуты в кожаные сапожки с каблуками и прочными подошвами, легкие и удобные для ходьбы и бега. Символ аббатств — крест и меч в круге — сиял серебряным блеском на его груди; прочный ремень поддерживал тяжелый медальон. На бронзовом лице путника были нанесены знаки, определявшие его ранг в иерархии аббатств: желтый кленовый лист на лбу и под ним — две змеи, обвивающие древко копья. Эти символы считались очень древними, их ввел еще великий отец, первый глава аббатств, когда впервые устанавливал систему рангов. Каждое утро Иеро возобновлял их, пользуясь красками из маленьких баночек, лежавших в его сумках. Повсюду на Севере эти символы узнавали и почитали — кроме людей, стоявших по ту сторону закона, и мерзких созданий, лемутов, отродий Смерти, которые были величайшими врагами человечества.

В свои тридцать шесть лет Иеро еще оставался холост, хотя многие мужчины в его возрасте уже являлись главами больших семейств. Он также не хотел становиться аббатом и закончить жизнь в качестве администратора высокого ранга — вот в этом-то он был совершенно уверен! Когда ему слишком надоедали с подобными вопросами, он с непроницаемым лицом заявлял, что женщины интересуют его не более, чем сапоги, сношенные три года назад. Впрочем, он не давал обета безбрачия, так как религиозные доктрины изменились вместе с природой и климатом и целибат являлся частью погибшего прошлого. Сейчас считалось, что священники принадлежат миру, в котором они должны бороться и выживать, — а ведь нет ничего более мирского, чем женщина. Аббатства не были уверены, уцелел ли где-то за восточным океаном древний Рим, легендарное средоточие их веры, но даже если бы Рим еще существовал, их традиционное повиновение его Первосвященнику ушло безвозвратно, кануло в вечность вместе с искусством быстрого преодоления огромных расстояний и другими подобными знаниями.

Дружный хор птичьих голосов раздавался над головой; Иеро неторопливо ехал по разбитому тракту, прислушиваясь к пению птиц и купаясь в ярких лучах полуденного солнца. Небо было безоблачным, августовская жара — умеренной и приятной. Лорс бежал небыстрой иноходью; он мог двигаться так часами без каких-либо понуканий со стороны седока. Клоц любил своего хозяина и точно знал, насколько далеко дозволялось ему заходить в своих капризах, чтобы не вывести Иеро из терпения. Большие уши зверя слегка шевелились — звуки были источником новостей, а Клоц мог слышать шорох любой мелкой твари в лесу на расстоянии четверти мили. Но пыльная дорога, расстилавшаяся перед длинной мордой лорса и внимательными глазами всадника, была пуста. Волки исчезли, и только кучки помета напоминали о стаде баферов, мчавшемся где-то далеко впереди.

Их путь проходил через девственный лес. Большинство районов Канды еще не было заселено, и многое в них оставалось совершенно неизвестным и загадочным. Наиболее отважные и предприимчивые устремлялись на новые земли; волны колонизации расходились кругами от каждого из крупных центров аббатств, но случалось и так, что поселенцы исчезали без следа. Пионеры, отправившиеся в дикие области, утерявшие связь с центром, лишившиеся твердого руководства, пропадали таинственно и необъяснимо. Однажды какой-то лесной рейнджер — охотник или, возможно, священник, посланный пограничным аббатством, — нашел в глухом лесу развалины домов, заросшие сорняками поля и жалкие остатки раздробленных человеческих костей. Жители ближайших районов были предупреждены об опасности, но в народе прошел слух, что священники специально сдерживают поселенцев, чтобы воспрепятствовать захвату земель в дальних лесах. Однако ни у кого не появилось даже мысли, что аббатства сами могут быть причастны к этим трагедиям. Подобные слухи не отвечали бы реальности; секретов у аббатств имелось немного, и они никогда не накладывали запретов на повседневную жизнь людей. Совет аббатств повторил предостережение, призывая к осторожности в освоении новых территорий. Это, однако, не уменьшило стремления многих смельчаков к опасным скитаниям. Совет пытался строить новые аббатства в заселяемых районах, создавая форпосты цивилизации и знания, вокруг которых могли бы сплотиться поселенцы. Однако, хотя мужчин и женщин в Канде хватало, очень немногие из них могли стать хорошими священниками и солдатами. Это была медленная работа.