Мефодий Громов - Пасынок Судьбы

— Ну, вот мы и встретились, — послышалось справа. Я медленно перевел взгляд на «новенького», сидящего на каких-то ящиках и наблюдавшего наш поединок. Видимо, он сидит там очень давно. Что ж, свидетелей не очень хотелось и я, поднявшись на ноги, хотел было уйти, но, сделав шаг в противоположную от собеседника сторону, застыл в немом изумлении: в двух метрах передо мной стоял тот самый свидетель, который буквально только что сидел на ящиках!

От неожиданности я отскочил назад и принял защитную стойку, но, зная, что он уже видел ее, сжался еще больше, задействовав мышцы и сделав из них броню. Новенький был в какой-то красной робе, с замысловатым золотистым рисунком, капюшон висел сзади, и я даже не увидел при нем оружия. Его белая щетина и такие же белесые волосы совсем не выдавали в нем кира, он больше походил на старика, но, черт возьми, весьма молодого! Ему на вид не было и тридцати лет, а янтарно-зеленые глаза просто завораживали…

Стоял я в такой позе около минуты, а на нем все это время сияла маска самодовольства и… равнодушия, что ли? Видимо, ему уже надоело, и он сделал-таки первое движение, а именно — поднял руку и направил ладонь на меня.

Сначала ничего не происходило, и я, пребывая в стойке, не удержался и немного высунул с любопытством голову из-под защищающих меня рук. И сразу же на меня обрушился невероятный, по моим меркам, удар. Он пришелся в… во все тело, я ощутил мощнейшую волну колющей боли в руках, ногах, голове и корпусе, после чего меня откинуло назад на добрый десяток метров. Сильно приложившись о мостовую, я с большой скоростью катился по земле, а когда остановился, из легких вырывался кашель с кровью. Как ни странно, я боль ощущал телом, но не мозгом, в голове было ясно, хотя не так давно я был готов закрыть глаза и уснуть прямо на месте. Повернувшись к новому врагу, я медленно зашагал в его сторону, тратив время на небольшой отдых. Все равно расстояние между нами превосходило двадцать метров, слишком большое для нападения, а оружия, особенно стрелкового я при нем не наблюдал.

Будто бы прочитав мои мысли, он поднял руку вверх. Привыкший к ближним боям, или, на крайний случай к метанию всяческих острых железяк, я снова не воспринял этот жест как атакующий, и сильно поплатился… Откуда-то справа я почувствовал тот же самый удар, который бьет с одинаковой силой во все точки тела, и меня впечатало в стену левым предплечьем. По инерции, голова дернулась в сторону удара, и я сильно стукнулся о каменную стену. Едва я сполз по стенке, краем глаза заметил новое движение рук противника и, будто бы и не было прошлой атаки, я отпрыгнул назад. Мощная волна пришлась в стену, рядом с которой только что был я, расколов камень, и трещины прошлись вдоль границ удара. Завидев сию неудачу, кир снова и снова повторял такие движения, заставляя меня бегать и кружиться в непонятном танце, уклоняясь ото всех атак. А было ли это атаками? Такого искусства я не видел еще нигде, будто бы воздух, сжавшись в плотный комок, с большой скоростью устремляется в определенную точку. Не знаю даже, как объяснить это легче и проще…

Прыжок, еще один, осколки камней летят в разные стороны, иногда задевая меня, но я не обращаю на это внимания, полностью сосредоточившись на противнике и его руках. Отпрыгнув к стене, до которой оставалось парочка метров, я краем взора следил за новыми пасами, желая не попасться на какой-нибудь трюк. Но кир наоборот, опустил руки. Спрашивается: зачем? Он практически загнал меня в угол — за моей спиной была стена, и точек отхода было в разы меньше. Я перевел взгляд на его лицо и узрел такую улыбку, будто я был ребенком, а он старшеньким дядей, указывающим на мою ошибку. Немного расслабившись, я стал выпрямляться и здорово ошибся насчет противника и его рук, когда очередная, мощнейшая на этот раз волна, смела меня к стене, и я ощутимо ударился затылком. Упав на колени, я забрызгал мостовую кровью, текшей из носа, рта и ушей.

Ссадины, синяки и прочие неудобства не могли даже соревноваться с той болью, которой я испытывал сейчас, будто бы по мне прошлась та самая толпа киров с центральной площади Салидона. Причем не просто прошлась, а вышагивала весь день, специально наступая на каждый сантиметр тела. Хотя, можно было охарактеризовать эту боль по-другому: будто бы меня тыкали в течение недели иголками, без выходных, обеденных перерывов, сна и отдыха…

— Черт… Сволочь, как ты это делаешь?.. — кашлянув несколько раз в течение монолога кровью, я вытер рукавом рот.