Екатерина Васичкина - Дикая охота

— Видела. Хороший. Только молодой очень.

Мне хотелось спросить, что же делили эти парни, но чужая боль уже стучала в моих висках, требуя немедленного исцеления. Так…. Посмотрим….

Крепкий молодой организм с одной стороны имеет много внутренних ресурсов и сам стремится заживить раны, но с другой стороны он же и сопротивляется любому вмешательству из вне всеми своими ресурсам, всей силой отчаянной юношеской гордости и упрямства, достойного лучшего применения.

Хотя, кроме природных сил, я заметила еще нечто, защищающее парня от магических воздействий.

— Носишь какой-то талисман?

Хелег отчего-то смутился и отвел глаза, явно не желая отвечать на простой в общем-то вопрос. Я самостоятельно протянула руку к источнику возмущений и тут же вернулась к работе. Мне это не помешает.

— Это… от матери его, — мой прекрасный конунг решил объяснить очевидное, — жены моей покойной. Когда старший мой погиб, Хелег еще совсем мальчишкой был. Вот она и заговорила ему корешок какой-то. Сказала, сбережет.

— Да, я поняла. Такие вещи сразу видно. Хорошая штука.

И правда хорошая. Сила его не столько в простеньком заговоре, сколько в силе родительской любви, что вложила в неприметный корешок неизвестная мне мать. Я и сама носила отцовский браслет как талисман, машинально ловя на него даже боевые заклинания, не говоря уж о простеньких сглазах которыми любили обмениваться юные ученики. И ведь уж кто-кто, а мой папа точно никакими магическими силами не обладал! Просто чувство вложил, когда застегивал на моем тоненьком детском запястье огромный кожаный ремень, проклепанный серебряными пластинами. Тогда он оборачивался вокруг руки два раза. Да и сейчас прилегал плотно только благодаря усилиям одного знакомого шорника, как-то переставившего ремешки и застежки.

— Римма, а ты отчего замуж не вышла? — голос Хелега был полон любопытства. Что, друг мой, размечтался о магических таинствах и обетах?

— Я вышла. Давно. Я — вдова.

— Вдова?

Вообще-то обсуждать свой короткий брак я не собиралась. Да и нечего там было особенно обсуждать. Ни головокружительной любви, ни многолетней привычки. Все было очень буднично и просто. Я — студентка-дипломница. И он. Преподаватель боевой магии. Молодой, красивый, богатый. Он входил в аудиторию, будто не видя никого вокруг. Такой надменно-отстраненный, сильный, настоящий волк-одиночка, как мне тогда казалось. Его боялись, в него влюблялись, его ненавидели. Я же смотрела на него с немым обожанием, как деревенская девчонка на заезжего княжича. Да так оно, собственно и было. Даже если бы моя родня не отреклась от меня, провожая в дальний путь, постигать нелегкую магическую науку, все равно дочка варварского правителя никак не могла бы претендовать на руку и ледяное сердце представителя старейшего в городе магов семейства!

Уж по каким там мотивам он выбрал меня, не знаю до сих пор. Идею о внезапной любви, можно мгновенно отмести как абсурдную. Мой дорогой супруг не любил никого в этом мире, и уж тем более ни в чьей любви не нуждался.

Что не помешало ему прямо на выпускном вечере уволочь мгновенно протрезвевшую меня в сторонку и заявить, что желает немедленно совершить прогулку, причем исключительно в моем обществе. Я от неожиданности едва не упала в обморок. Но, раз уж не упала, то упускать такой шанс не стоило. Я и не упустила, благополучно «догулявшись» с ним до законного брака. Зачем ему это понадобилось, я так и не узнала, но брак мой был счастливым. Все два года моего замужества, я жила словно во сне, забыв о том, что людям следует зарабатывать себе на жизнь тяжким трудом, что за тем, чтобы потратить заработанное, нужно идти на рынок, в основном в продуктовые ряды, а вовсе не к ювелиру или дорогому портному, что драгоценные камни и редкие травы для амулетов покупаются после примерно года жестокого воздержания от всего чего угодно, а не приносятся из сокровищницы.

А еще, что для приобщения к тайным знаниям нужно просто спуститься в библиотеку, а если там ничего не обнаружится, то разбудить любимого супруга и просто спросить.

Он рассказывал. Возился со мной, как с принесенным с помойки щенком. Снисходительно и нежно. А мне больше ничего и не надо было.

Наверное, я все-таки любила его.

Но это в любом случае не тема для обсуждения с кем ни попадя.

— Он погиб. Руки подними, мне неудобно, и не разговаривай, пожалуйста. Мешаешь.

— В бою? — я так увлеклась сдерживанием процесса перекашивания собственного лица, что совершенно забыла о конунге, который, оказывается, с интересом прислушивается к нашему разговору.