Юлия Панченко - Аннотация

Не могла же я знать, что он придет. Или могла?

Он стоял так близко, что я почти упиралась носом ему в грудь. Он пах какими-то травами и слегка бергамотом. Вдохнула глубоко, задела его грудью. Соски затвердели, а щеки запылали. Попыталась отступить, но некуда было. Подняла голову и встретилась с ним взглядом. Что прочитала в нем - не передать. Клубок эмоций, запутанный, тугой, полный противоречий.

И вдруг так захотелось его, что кровь забурлила. В ушах звон, щеки пылают, а глаза, наверняка бесстыжие.

Приподнялась на носочках, положила руки ему на грудь. На ощупь не человек - сталь. Только сердце вот-вот из груди выскочит. Как и мое собственное.

Махнула рукой на детские воспоминания о нем. И на юношеские.

Есть только здесь и сейчас. Потянулась, прижалась к нему, и наконец-то поцеловала. Губы твердые, сам замер, что-то еще думает. Раскрыла его губы, лизнула. Подхватил меня резко, сжал до боли и понес в кровать. Уложил бережно, смотрит, не отрываясь. А я вижу, что сдался уже - глаза горят, одни зрачки остались. Расстегиваю на нем рубашку. Медленно, пуговка за пуговкой. Когда остается пара, не хватает терпения - рву.

Вижу его татуировки - цветные, разные. Переплелись между собой и руны и магические заклятия. Провожу по коже ладонями. Боги, как хорошо. Опускаюсь к пупку и снова возвращаюсь. Не выдерживает, накрывает рот своим. Дразню его - покусываю. Он стонет и шарит руками по телу. Срывает тунику и жадно смотрит. Будто запоминает. Проводит по груди рукой, затем целует. Легко прикусывает сосок, ахаю, а он смеется. Опускается поцелуями к застежке на шортах. Выгибаюсь под его мягкими касаниями. Снимает шорты, а затем и кружевные трусики. С губ срывается стон. Он опускается еще ниже и целует. Боги, реально ли это? Он мелко дрожит, отрывается, шепчет:

- Девочка, сил нет больше...

Срывает с себя брюки, а я заворожено смотрю на него. Какой же он красивый! Тянусь к нему, и он снова покрывает меня поцелуями, мягко раздвигает мне ноги, а я подаюсь к нему. Входит медленно, не спеша, но я больше не могу терпеть. Делаю рывок, ахаю, и - он во мне.

Раньше пустая была, а теперь наполнена. Стала настоящей, целостной.

Он начинает двигаться, а я не могу сдержать стон - томный, жаркий. Постепенно, где-то глубоко нарастает ком, по чуть-чуть набирает обороты, а потом вдруг взрывается. Распахиваю глаза. Тело сводит судорогой. Это магия, да?

Мастер ускоряется, затем замирает, крепко стискивает мне руки, но я не замечаю боли. Я наполнена чем-то. Светом? Силой? Волшебством?

Простынь в крови. Я знаю, что это такое, а Мастер пугается.

- Я расцарапал тебя? Повредил что-то? - говорит хрипло, а сам побелел. Даже губы синие.

- Это кровь другого рода, Алекс! - прячу глаза, но не могу сдержаться. Усмехаюсь. Краски возвращаются к нему.

- Прости меня, девочка, - берет мое лицо, очень мягко целует в губы. Сладко.

- За что ты извиняешься? Я тебя давно простила. Знаю этот нрав, - он отворачивается. Успеваю заметить горькую линию между бровей.

- Я не должен был, - мотает головой, а я смеюсь.

- Дурак, - только и отвечаю.

Прижимаюсь к нему, начинаю его ласкать. Наивно и неумело. Но он отвечает горячо.

Мы опять улетаем.

Мастер.

Я понял коварство пророчества. Там сказано, что только определенный человеческий ребенок сможет убить меня. Только ему будет это под силу. Старик не сказал мне, каким именно способом - ножом ли, мечом, секирой. Там не было ни слова о насильственной смерти.

Наама в силах остановить мое сердце. Она может разлюбить меня, уехать из поместья, оставить меня одного. И тогда мое сердце перестанет биться.

Как ты пафосен, друг - ехидно подумал я, но, это не делало выводы менее правдивыми.

Я влюбился как пацан. Как давно я чувствовал это, но не предавал значения? Отмахивался, забивал голову чем попало, стараясь отвлечься от мыслей - было что-то неправильное в этих чувствах, в этих завязавшихся отношениях. Но гормоны не давали подумать как следует.

Она зашевелилась, прижалась хрупким тельцем, а я затаил дыхание, боясь спугнуть ее сон. Мы провели в ее комнате, черт знает сколько дней. Я забыл, что ей нужно кушать и спать. После очередной ночи у нее так забурчал живот, что мне стало стыдно. Набросился на нее, дурак, совсем из ума выжил!

Переместился на кухню, чем чуть не довел Мэй до инфаркта. Она всплеснула руками, и даже в сердцах замахнулась полотенцем.

- Куда пропал ребенок, Мастер? - наблюдая, как я сгребаю все съестное в пределах видимости, поинтересовалась старая повариха. При этом так взглянула, что у меня - мага восьмисотлетнего, колени превратились в желе.