Виктор Некрас - Ржавые листья

— Можно, княже, — кивнул Блуд, вспомнив вдруг каменно-твёрдое лицо Владимирова вуя Добрыни, его прицельно суженные глаза и на миг ужаснулся. Но твёрдо повторил. — Можно. Он клялся на мече. И Добрыня…

— Ступай, — почти неслышно обронил князь и пошёл к окну. Толкнул ставню, открыл вместе с ней и плетёную из тонких реек раму с разноцветными кусками слюды, жадно вдохнул хлынувший в окно тёплый летний воздух.

Жить!

Жить в двадцать два года хотелось отчаянно, яростно и неистово. Да наплевать ему на этот великий стол, что он, без него не проживёт?

И — не наплевать! Великий стол — отцово достояние, как можно?!

А и то ещё — что сделаешь-то? С тремя-то сотнями против всего Владимирова войска?

Сам Ярополк, возможно, и не сдался бы. Но губить остатки войска и дружины в бестолковой и бесполезной обороне без надежды на успех?

И — жить! Ведь брат обещает ему жизнь.

Конечно, он теперь будет не великим, а просто князем. Одним из тех немногих, что ещё остались под рукой Киева. Вроде древлянских князей или болховских, полоцких ли…

При мысли о полоцких князьях рот Ярополка перекосила горькая усмешка, — вспомнилась судьба Рогволода и его семьи, перебитой Владимиром. И впервой чёрные подозрения закрались в душу князя.

А ну, как это всё — ловушка?

Но Владимир поклялся на мече! И Добрыня — тоже!

Ярополк опять закусил губу и опёрся подбородком в сложенные руки, опёрся локтями о подоконник.

Что делать?

Кому верить?

Но решил ты уже, князь Ярополк! И все твои колебания — от неуверенности в правильном выборе.

Решил.

Известие о сдаче дружина приняла с большим облегчением. Отрокам умирать за княжескую честь без надежды на успех или хотя бы спасение не очень хотелось.

Оно, конечно, павших в бою Перун примет с честью и девы на крылатых конях встретят у золотых ворот вырия. А в молодом возрасте много грехов наделать ещё не успел, и даже чёрная собака не нужна, чтобы пройти по звёздному мосту к воротам. И будешь потом вечно скакать в погоне за душами зверей, да веселиться в Перуновой гридне, где все лучшие славянские боготуры — и сам князь Святослав Игорич!

А христианских воев в их раю тоже примут с распростёртыми объятьями — павший в бою за правое дело безгрешен. И будут на арфе играть, ножки с облака свесив и петь: «Осанна!».

Да только — вот беда! — молодым и на этом свете погулять хочется, под этой луной и солнцем. А потом уж… можно и туда — хоть в вырий, хоть в христианский рай.

Потому-то большая часть отроков вздохнула с облегчением. Ворчали только трое-четверо любителей хорошей драки, да немногие последовавшие за Ярополком гриди что-то недовольно цедили сквозь зубы. А ближний друг и наперсник князя, гридень Варяжко впрямую крикнул Ярополку:

— Зачем тогда мы сюда бежали, да голодом здесь мучились?! Проще было сдаться прямо в Киеве! А то — сразу ехать к Владимиру навстречь!

Голод в Родне и впрямь был страшен — рати Владимира подступили неожиданно быстро, в маленькой крепости на степном рубеже не успели ничего запасти, и теперь небольшими запасами приходилось кормить не только родненских воев, но и отроков Ярополка, его самого, его семью и двор, хоть и небольшой. Последовавших за князем немногочисленных гридей и бояр с их дружинами. За месяц осады припас кончился полностью, и защитникам в любом случае грозила смерть — не от мечей, так от голода. От голода даже в большей степени, — Владимиричи идти на приступ не спешили, нападать же самим было полным безумием.

Ярополк на выкрик Варяжко не ответил, только скривился, словно от кислого яблока. Повернулся и ушёл в терем — собираться на встречу с «дорогим братом». С рабичичем.

Но Варяжко достал его и здесь.

Когда дверь в занятый князем хором распахнулась от сильного толчка, Ярополк обернулся, как ужаленный. Княгиня Ирина даже не шелохнулась, недвижно застыв в углу.

— Кто там ещё?! — гневно вскинулся князь, роняя на лавку снятый жупан и бросая руку к рукояти меча.

— Прости, княже, что помешал.

— Варяжко?

— Я самый, — гридень, чуть пригнувшись, переступил порог и остановился. — Разговор есть.

— Нет разговора, друже, — холодно ответил князь, принимая поданный княгиней шитый золотом зипун красного сукна, продел руки в рукава и предоставил наперснику возможность застегнуть резные яшмовые пуговицы. — Всё уже решено.

— Как это — решено? — возразил Варяжко, однако послушно застегнул пуговицы на рукавах. — Ты забыл, княже, это решается на дружинном совете!