Виктор Некрас - Дажьбожьи внуки Свиток второй. Земля последней надежды

— Верно говорил тебе отец, — сказала она задумчиво, когда Всеслав договорил. — Такое спроста не бывает. А та… рубашка, вкоторой ты родился… она и сейчас с тобой?

— А как же? — князь усмехнулся. — Матери ведун велел из неё оберег для меня сделать, и чтобы я носил, не снимая.

— Взглянуть дозволишь?

Всеслав, сам себе удивляясь, потянул через голову гайтан.

Ольга, не касаясь оберега руками, несколько мгновений разглядывала кожаный мешочек с тиснёной на нём медвежьей головой с одной стороны и знаком Велеса с другой, потом кивнула:

— Сильный ведун оберег делал… Велесова воля и впрямь с тобой, княже. Избранный ты…

— Знать бы ещё — для чего? — хмуро бросил Всеслав, надевая гайтан на шею и пряча мешочек под рубаху.

— Придёт время — узнаешь, — заверила волхвиня, допивая сбитень и отставляя кружку в сторону. Обняла руками колени и уставилась в огонь — охота говорить у неё пропала.

Всеслав тоже умолк, залюбовался.

Ломаный багровый свет костра плясал на тонком девичьем лице, отражался огоньками в серых глазах, играл отсветами на толстой косе, перекинутой через плечо, блестел на бисерной вышивке почёлка и рубахи.

— Что смотришь, княже? — спросила вдруг волхвиня. — Нехороша ведьма?

— Хороша, — сказал князь невольно, спохватился. Отвёл глаза.

Девушка засмеялась — тепло и по-доброму.

Зимой в лесу тихо. Особенно в таком дремучем, как в землях кривичей. Дремлют в морозном сне матёрые сосны и ели, закутались в снежные шубы и шапки. Застыли в недвижности голые дубы и берёзы, вспоминая в тягучем и тоскливом зимнем сне буйную весну, жаркое лето и яркую тихую осень. Не скрипит снег, и только лёгкий ветерок иной раз качнёт верхушки деревьев, сбрасывая в сугроб снежные шапки. Выглянет сторожко зверь да и сгинет тут же — добычу искать альбо от ворога прятаться.

Старый волк сторожил добычу — с утра лежал под огромной ёлкой, — только уши торчали из сугроба. Хоть и говорят, что волка ноги кормят, а только подкралась к старому охотнику нежданная немочь, сил не хватает рыскать весь день. Вчера он приметил у тропки заячьи следы и теперь ждал.

Заяц выскочил на поляну неожиданно, остановился на середине, заме на миг, сторожко озираясь посторонь. Волк начал было неслышно приподыматься, но тут заяц, заслыша что-то, стремительно метнулся в сторону, проскочил меж двух берёз и дал стрекача. Волк насторожился — теперь его ухо различало невдали какой-то неясный шум. Тот, что всегда сопровождал человека.

Волк беззвучно оскалился, приподняв верхнюю губу и показывая пожелтелые, но всё равно страшные клыки. Поднялся и неслышно канул в низкий разлатый ельник — теперь здесь зверья долго не дождёшься.

Удобная кошева мчалась по лесной дороге, подпрыгивая на ухабах и скользя на широких раскатах. Дробный топот коней дружины тонул в снегу, кони взбивали снег, разбрасывали в стороны. Изредка по реке слышался гул и тяжёлый треск, лёд словно чуть качался — ворочался, вздыхая во сне, речной хозяин.

Через лес на конях, да ещё в запряжке, юный полоцкий князь Всеслав не отважился бы — седмицу от Полоцка до Витебска будешь добираться. Да и зачем, коль есть Двина? Едва схватился двинский лёд прочно, как тут же открылась ледовая дорога — и для купцов, и для ратей. И для князей, вестимо.

В какую иную пору Всеслав скакал бы верхом — быстрее бы вышло. Да только перед тем, что ему ныне в Витебске предстояло, лучше в дороге отдохнуть.

Звал Всеслава Брячиславича в Витебск волхв Славимир. Зачем звал — невестимо, да только князь, хоть и мальчишка мальчишкой, и сам догадывался. Не глупый.

Встреча с волхвом его не пугала. А чего пугать-то? Он, чать, не христианин.

Впрочем, про то, что он не христианин, пока что ведали в Полоцке всего двое-трое бояр, да с десяток гридней, которые и сами тайком старой веры держались. Ничего, скоро всё изменится, — мрачно подумал Всеслав, кутаясь в тяжёлую медвежью полсть, — благо есть ныне на кого опереться.

До Витебска оставалось всего вёрст пять — виднелись уже на окоёме острые шатры веж и даже тонкие струйки дымов, тающие в сером зимнем небе — когда возница, по княжьему велению, весело гикнув, сдержал разбег коней. Всеслав откинул полсть и встал на ноги, придерживаясь рукой за резной бортик.

На дороге, опираясь на резной длинный, даже на вид неподъёмный посох, стоял старик в медвежьей шубе, и ветер свободно развевал его седую бороду и такие же седые космы на непокрытой голове. Волхв?