Генри Олди: Страх

Шейх отыскался на базаре. Его клетчатое покрывало мелькнуло у оружейных рядов, как раз в том месте, где начиналась территория невольничьего рынка. Якоб рванулся вперед, расталкивая пестрый жаркий водоворот зевак и торговцев, увернулся от дышащего перегаром, словоохотливого сапожника Марцелла, и, догнав шейха, схватил его за плечо.

Проповедник обернулся. Черты Отсутствующего оставались спокойными и приветливыми, но Якоб ощутил безразличие, скрывавшееся за привычной маской. Шейх придвинулся к лекарю вплотную и пристально заглянул ему в глаза. Потом он расслабился и сцепил пальцы за спиной, сразу став похожим на дряхлого сонного грифа.

– Благодарение небу! – сказал шейх. – Ты не ночевал в храме…

– Ошибаешься, наставник безмолвных, – лекарь вновь ощутил прохладу развалин и давление каменной громады оплавленного идола. – Ночевал. Теперь мой черед заглянуть в твою душу.

Лишь сейчас понял Якоб слова Лысого Барта – далеко, на самом дне карих зрачков Отсутствующего стыли омуты живого мрака, словно неведомая бездна пыталась выйти в мир, ей недоступный.

– Да, – сказал шейх.

– Да, я писал Книгу, – кивнул шейх.

– Я писал Книгу. И Сарт дал мне то, что я просил.

Якоб молчал.

– Уже посылая тебя в горы, я знал ответ на вопрос. Тебя интересуют, что вписал я в Книгу Небытия? Ты не узнаешь этого никогда. Тебя интересует, что получил я в капище Сарта Ожидающего? Смотри…

Проповедник протянул руку и взял с ближайшего прилавка кривой нож с золотой насечкой по клинку. Затем помедлил и провел острием по предплечью. Кожа распахнулась, отворив редкие алые капли. Шейх наложил нож на разрез и провел еще раз. С большим усилием. Якобу доводилось видеть множество ран, его трудно было смутить видом крови, но в происходящем сквозило нечто, совершенно неестественное! И неестественным было равнодушное, безразличное лицо Отсутствующего – абсолютно, нечеловечески безразличное!…

Проповедник опустил нож на прилавок, обтерев лезвие о полу халата, мягко улыбнулся остолбеневшему мастеру-оружейнику и снова сцепил пальцы за спиной.

– Это не все, – тихо добавил он. – Смотри дальше…

Якоб послушно повернулся и увидел помост невольничьего рынка, увидел жирного марокканца в бисерной тюбетейке, трясущего укушенным пальцем; увидел нагую рабыню, сжавшуюся в предчувствии неизбежного наказания, и негра-надсмотрщика, раскручивающего тяжелый чамбок из воловьей кожи.

Лента бича развернулась в воздухе, и измочаленный кончик его чиркнул под левой грудью непокорной. Девушка выгнулась, по телу ее пробежала длинная судорога, и рот приоткрылся, пытаясь вытолкнуть крик. Второй удар отшвырнул ее назад, и рабыня слетела с помоста, в угрюмую толпу живого товара.

Якоба трясло. Жесткий зимний озноб, озноб среди полуденной сутолоки и потных тел, и над всем этим – холодное, зимнее лицо шейха секты Вечного Отсутствия.

– Вот видишь, – проповедник тронул лекаря за локоть. – Ты дрожишь… А я не могу. Я ночевал в храме, я писал Книгу Небытия, и получил то, о чем просил. Бесстрастность – вот то, что дал мне Сарт, и бесстрастность стала сердцевиной дерева моей жизни. Ты говоришь мне о погибших, девушка корчится под бичом, убийца Лоренцо пьет чужие души – умом я понимаю все это, но ничто больше не трогает меня! Я просил – я получил. Я шейх, я имею учеников, душа моя смотрит на мир незамутненным взглядом – и я проклял бы свою чистую равнодушную душу, если бы не был безразличен к ней… Стоит ли учить такому, упрямый лекарь Якоб? Я – учу.

Якоб попятился назад. Надежда на Отсутствующего растаяла зыбким миражом пустыни. Ему было все равно.

– Я не встану на пути Лоренцо, – продолжал шейх. – Я не стану мерить наш вес на весах судьбы. Может быть, камень моей природы и выдержал бы огонь его страха, но я просил у Сарта бесстрастность и не просил бесстрашия. Я не стану искушать небо. Извини – и прощай.

Возможно, все было именно так. От возможного до невозможного – один шаг в базарной толчее, и вот клетчатое покрывало скрылось за поворотом…

…Лишь споткнувшись о что-то мягкое и услыхав нестройный гул голосов, Якоб пришел в себя. Ноги, еще недавно мерявшие путаницу переулков Города, принесли его ко входу в один из многочисленных портовых кабаков. А споткнулся он о пьяного в стельку сапожника Марцелла, доползшего до порога в поисках отдохновения и решившего, что от добра добра не ищут.

Будь оно все проклято… Чем это место хуже любого другого?! Во всяком случае, никому не придет в голову искать его здесь. Якоб переступил через всхрапывающего Марцелла и быстро спустился вниз по скрипучим ступеням.