Генри Олди - Восставшие из рая

Это были Талька и Бакс.

...Черчек — как я успел понять, не наш фермер, а его дед или прадед — продолжал что-то говорить, Бакс время от времени понимающе кивал, Талька то и дело встревал с разными вопросами, а я сидел и смотрел на своего сына. Сын. Мой. Рядом. Живой...

Живой?

Из того, что я успел уловить из пространного рассказа старика, следовало, что все мы — покойники. И наше полупризрачное состояние это подтверждало. Значит, вот он какой — мир загробный... Ни ангелов с трубами, ни чертей с вилами. Обычный затерянный в лесу хутор, обычный бородатый дед, родственник другого деда с другого хутора, на котором мы были ТАМ. Рай или ад? Да нет, слишком примитивно — рай, ад... Кто-то правильно заметил, что «в жизни все не так, как на самом деле». Глянешь на этот хутор, на вековые сосны вокруг, на светлеющее прозрачное небо, вслушаешься в неторопливый говор старого Черчека — рай, да и только... А как вспомнишь первых встречных мужиков, радостную злобу в их глазах, поднимающуюся для удара дубину — чем не черти? Разве что малость неумелые... Да и дед, оказывается, вещает отнюдь не о райских кущах.

— ...убить — не убьют, а вот избить, искалечить, поглумиться — это они запросто. Им, говорят, за это — Благодать и отдохновение души... если только она у них осталась, душа-то...

— Попадись мне под руку обормот из местных задушевных, — цедит сквозь зубы постепенно закипающий Бакс, — я ему такую Благодать устрою! До полного отдохновения...

Однако, развить эту мысль до логического конца в виде всеобщего глобального побоища Баксу не удается.

—Помолчи, парень, — резко обрывает его Черчек, и Бакс, к немалому моему удивлению, послушно умолкает.

— Я бы и сам... с удовольствием... — после некоторой паузы произносит старик, словно извиняясь. — Да нельзя. Мало нас здесь. Перебьют всех. Они б и раньше перебили — только тогда измываться не над кем станет. Друг дружку-то они трогать боятся — Закон Переплета у них. Так на излете шарахнет, что на всю жизнь закаешься... если жив останется, местный-то... А мы, выходит, вроде как вне закона.

...Я засомневался, задумался и окончательно потерял нить разъяснений Черчека. Ну и перестал их слушать. Слишком многое свалилось на меня в последнее время, и я, похоже, на некоторое время утратил способность переваривать новую информацию. Позже расспрошу Бакса — и сойдет. Бакс слушал старика внимательно и вполне годился для роли пересказчика.

А для меня сейчас куда важнее было то, что мой сын снова сидел рядом со мной.

Я придвинулся к нему поближе и положил руку Тальке на плечо. Он обернулся, серьезно посмотрел на меня — и улыбнулся.

Сын. Мой сын. Рядом. Живой.

Живой?

Неужели мы все — мертвые?!.

— Ну а теперь — рассказывай! — набросился я на Бакса, когда мы остались одни на сеновале, где нас расположил на ночлег хозяин хутора.

Собственно, для ночлега полдень подходил мало, а вот для интимной беседы — вполне.

— Чего тебе рассказывать? Слушать надо было! А то свернул уши трубочкой, призрак хренов!..

— Баксик, не выделывайся... Не время сейчас. Надо что- то делать...

— Это я и без тебя знаю. И даже знаю, что именно.

— Ну?

— Вилки гну... взглядом. Телекинез называется. Пожрать нам надо. Тут Черчек кой-чего спроворил...

И Бакс извлек из самого темного угла глиняную миску с домашними оладьями; и другую, поменьше — со сметаной.

— А разве привидения едят? — с сомнением осведомился я.

— Едят-едят! — заверил меня Талька, хватая один из оладьев и макая его в сметану.

— Сомневаешься — можешь не есть, — философски заметил Бакс. — Привидениям — им тоже кушать хочется. Во всяком случае, таким, как я.

Я с некоторой тревогой смотрел, как мой сын запихивает себе в рот первую порцию еды. Запихал. Прожевал. И проглотил. Измазавшись сметаной по уши. И ничего страшного с ним не случилось.

«Хорош папаша, нечего сказать! — внезапно прозвучал в моем сознании голос, очень похожий на голос Инги. — Сначала сам должен был попробовать, а уже потом ему давать... На собственном ребенке эксперименты ставит!..»

Тут я неожиданно почувствовал зверский голод и поспешил присоединиться к увлеченно чавкающим Тальке и Баксу.

Насытились мы на удивление быстро. Видимо, призраки не страдают обжорством.