Серена Валентино - Чудовище. История невозможной любви

— Вот видишь? Ты сделаешь доброе дело для них обоих, если женишься на Белль. Должен же кто-то позаботиться о бедняге.

Д'Арк был более чем счастлив выполнить требование Гастона поместить Мориса в сумасшедший дом, если Белль не согласится выйти за него. Конечно, ему было хорошо известно, что Морис всего лишь странный маленький человечек, любивший сильнее своих лязгающих аппаратов только свою дочь, Белль.

Д'Арк считал, что его жизнь вполне удалась. Его сундуки были набиты золотом, он заключил сделку с Гастоном, и ему предстоит приятное дельце — поучаствовать в прелестном старомодном мошенничестве.

Д'Арк знал, насколько жутко он выглядит в мерцающем свете факелов, и ничего не любил больше, чем наводить страх на других. Гастон и его шайка собрались в полном составе перед домом Мориса.

Состояла эта шайка из горстки отморозков, набранных Гастоном в таверне перед ее закрытием. Трудно найти что-то более пугающее, чем компания хулиганов после ночной попойки, с золотом в карманах и злобой в сердцах — и первое и второе было в данном случае за счет Гастона. Можно было почти не сомневаться, что Белль согласится выйти замуж за хвастуна Гастона, — да почему бы, собственно, ей и не выйти за него? Лучшего жениха ей, пожалуй, не найти. Кто еще в этом городке возьмет замуж девушку с такими странностями?

На стук дверь открыла Белль, и, увидев гостей, испуганно спросила:

— Чем могу вам помочь?

— Мы пришли забрать вашего отца, — ответил Д'Арк. Его похожее на череп лицо выглядело в свете факелов просто ужасным.

— Моего отца? — испуганно переспросила девушка.

— Не беспокойтесь, мадемуазель, за ним будут хорошо ухаживать.

Белль охватил страх. Она все поняла, особенно когда рассмотрела в отдалении повозку Д'Арка. Они забирают ее отца в сумасшедший дом!

— Мой отец не сумасшедший!

Погруженного в раздумья Чудовище ведьмы обнаружили в его маленьком кабинете. Сейчас они с помощью Фланци, глаза которой были способны передавать все, что она видела, наблюдали в зеркале за тем, что происходит с Белль.

— Посмотри! Посмотри сюда! Она собирается предать тебя! — сказала Руби, но зверь не стал подходить к зеркалу, которое притащили с собой ведьмы, чтобы показать ему то, что видит Фланци.

— Она меня не предаст, я знаю это!

Хохот ведьм заполнил голову Чудовища, сводя его с ума.

— Она никогда не любила тебя! Как она могла?

— Она была твоей пленницей!

— Она только прикидывалась, что любит, чтобы ты отпустил ее!

— Разве она могла бы полюбить такого урода, как ты?

Гнев Чудовища вырос до опасных пределов. Зверь зарычал, и от этого рыка задребезжал канделябр, задрожали стены комнаты, напугав даже ведьм, но Люсинда продолжала:

— Смотри! Вот доказательство, если ты нам не веришь!

И она показала ему зеркало. Белль стояла на крыльце своего дома перед шайкой рассерженных хулиганов. Держа в руках волшебное зеркало, она вскрикнула:

— Покажи им Чудовище!

В зеркале появилось его лицо — уродливое, пугающее, мерзкое. Рев зверя напугал шайку.

— Смотри! Смотри! Она предает тебя! — крикнула Люсинда, танцуя по кабинету Чудовища.

— Она никогда не любила тебя! — подхватила Руби и тоже включилась в странный, нелепый танец.

— Она всегда любила Гастона! — распевала Марта, скача, словно сошедший с ума павлин, и дразня зверя вместе со своими сестрами.

— Они поженятся сразу после того, как Гастон убьет тебя! — в один голос прокричали ведьмы, водя свой хоровод. — Так они и замышляли с самого начала!

Ведьмы кричали все громче, их танец становился все более безумным.

Чудовище было окончательно побеждено. Полностью разбито, унижено, уничтожено. Зверь с трудом сумел поднять свой взгляд на сестер, когда попросил их:

— Пожалуйста, уйдите. Вы добились того, чего хотели. Я достаточно пострадал за то, что обидел вашу сестру. А теперь уйдите, прошу. Я хочу остаться один.

Люсинда рассмеялась. Такого зловещего смеха Чудовище не слышало еще никогда.

— А ты и будешь теперь один! — ответила она. — Навсегда останешься один, навсегда останешься зверем!

И сестры исчезли быстрее, чем в продуваемом сквозняком кабинете Чудовища затих их смех.

Зверь остался один, зная, что винить во всем он может только самого себя.

Лишь одно утешало его — наконец-то он узнал, что такое любить. Это чувство оказалось более глубоким и значимым, чем все, что он переживал прежде. Он чувствовал, что умирает. Но чтобы умереть, нужно прежде всего быть живым. И Чудовище могло под конец сказать, что, встретив любовь, оно было живым.