Ирина Кузяева: Танец Искры

Для погребения молодые сложили пласт из сухих веток и уложили на них угасших искр. На груди у каждого погибшего лежал цветок Глицинии, давший когда-то им Жизнь, пусть и короткую, словно блик света. Лепестки бутонов свернулись в комок и сморщились от утраты.

Посвященные, закончив приготовления, отошли в сторону, уступив дорогу старейшинам для проведения прощального ритуала. Мастера секиры несли в руках лучины света, по одному для каждого погибшего.

Вздрогнули девять языков пламени, схватились за ветки и с треском поползли дальше. Старейшины запели песню угасания искры. Их мощные голоса гулом проносились по поляне, заставляя затихнуть все живое вокруг. Лишь дерево Жизни склонило свои гибкие ветви к земле и гудело от скорби в унисон песне. Ее глицинии трепыхали лепесточками, словно крылья бабочки. Они срывались и летели к костру, чье красно-желтое пламя уже устремилось ввысь. Разноцветье лепестков кружило вокруг огня, который разгорелся до предела и, сложившись в форме купола, пытался дотянуться до неба.

Старейшины завертелись в танце секиры, провожая угасшие жизни в дальний путь.

Шаг. Поворот. Взмах крыла…

С отточенной годами легкостью они поднимались по спирали к пику костра. Их крылья накалились от пламени до ярко красного цвета. Гул песни нарастал и ускорялся. В небе старейшины закружились в бешеном ритме, словно многочисленные искры костра. Они вспыхивали взмахом крыльев и снова уносились в вихре танца, пока не добрались до предельной точки пламени. На миг старейшины остановились в воздухе, широко раскрыв крылья.

Песнь смолкла. В тишине скорби воины плавно опустились на землю, припав на колени. Молодые последовали примеру старших. Многочисленные лепестки Глицинии медленно оседали вокруг, словно снежные хлопья. Они падали шестьдесят взмахов крыла, после чего костер угас сам собой, оставляя лишь пепел перемен.

После обряда искры принялись приводить себя в порядок и залечивать раны.

Предводитель клана сидел в стороне ото всех на вершине каменной насыпи. Он закрылся стеной могучих крыльев. Он сложил их не в боевой позиции, а скорее в эмоциональной напряженности.

По сравнению с полупрозрачным и тусклым напылением Фиолы, крылья Авендума с возрастом покрылись плотным непроницаемым зеленым цветом. С каждым годом на них появлялся новый симметричный росчерк. Чем больше узоров, тем старше и опытнее представитель клана. На крыльях предводителя, казалось, отсутствовало место для новых линий. Роспись узоров перетекала плавными изгибами, завораживая и погружая в невероятный калейдоскоп красок.

«С такой защитой ничего не страшно», — думала про себя Фиола, подходя к месту, где, завернувшись в крылья, сидел Авендум.

Она собрала для него в свернутый лепесток сбор пыльцы и теперь не знала, как предложить еду вождю. Фиола просто тихо подошла, села рядом на нагретый солнцем серый камень, ничем не выдавая своего присутствия. Она не решалась заговорить — раньше ей не приходилось бывать так близко к великим клана.

— Как ты, дитя? — спокойным и слегка хриплым голосом спросил предводитель, словно мог видеть сквозь плотную завесу крыльев.

— Спасибо, я в порядке! — еле слышно выдохнула Фиола и непроизвольно затрепыхала крыльями от волнения.

Как предводитель узнал о ее приближении, осталось для нее загадкой. Ноги Фиолы обрамляли высокие сапоги из тонкого мха. При большом желании в такой обуви наделать много шума проблематично, даже для стада неповоротливых слизней. Фиола же приближалась порхающей походкой, едва касаясь мысками зеленого шлейфа травы. Не смотря на это, Авендум обнаружил ее присутствие.

— Я видел, как ты сражалась, храбро и… — он ненадолго замолчал, словно вспоминая недавнее нападение.

На щеках Фиолы вспыхнул румянец стеснения и гордости. Тем временем, Авендум продолжил:

— Храбро и безрассудно. Довольно опасный поступок для новоиспеченной и необученной искры. Это ведь был твой первый опыт?

Он отодвинул немного в сторону гибкое крыло, позволив Фиоле разглядеть его обветренное лицо с глубоким шрамом на правой щеке. Густые подчеркнутые серебром волосы, падали ниже плеч, схваченные на лбу бирюзовой лентой. Взгляд полный силы и мудрости, обволакивал спокойствием и внушал доверие.

Фиола смогла лишь кивнуть в ответ, забывая дышать от избытка чувств. Предводитель слегка улыбнулся глазами, в радужке которых преобладал изумрудный цвет. Тон его цветка Жизни. У Фиолы основным цветом являлся фиолетовый, пока он преобладал лишь в одежде, однако с каждым цветением Глицинии оттенок усиливался с аметиста до фиалки. Изменения тона отображались в радужках глаз, в оттенке волос и, конечно, в цвете крыльев.