— Кормим как полагается, — оправдывается второй князь ада, добравшись до престола. Бегом за драконом бежал, не иначе. — Давно сказать собирался: через год будем отключать тебя от аппарата.
— Не через полтора? — то ли радуется, то ли огорчается Саграда. Катерина и сама не ведает, ждет она собственной смерти или боится ее.
— Пока все утрясут, как раз полтора года пройдет. — Агриэль подчеркнуто сух и деловит. — Анемия, надежды на положительную динамику нет, органы отказывают.
— Ну и правильно, — вздыхает Катя. — Пора. Я чувствую, что пора.
— Не торопи события. — Белиал делает строгое лицо. — Всё надо делать правильно.
— Смотри, каким ты праведником заделался, — язвит Люцифер. — Вернуть тебя из ссылки, что ли?
Велиар и правда изменился. Темное, жуткое безумие, исходившее прежде от Сесила, исчезло. А то, что осталось, неуловимо напоминает Катерине… себя. Та же призрачность черт, та же размытость силуэта. Скоро мы перестанем отбрасывать тень и отражаться в зеркалах, думает Саграда, даже в зеркалах нефилимов. Как будто сольемся со всеми своими двойниками — теневыми, зеркальными, всякими. И кем мы тогда станем?
Хватит ли нас на столько? — спрашивает себя Катя. Нужно ли тянуть эту вечность длиной в восемнадцать месяцев? Ради чего, ради соблюдения буквы Откровения?
— Продержимся, — твердо обещает Агриэль. — Я, как дух небытия, гарантирую: не сахарные, не растаем.
— Ну смотри! — предупреждает Виктор. — Вся надежда на тебя.
— У небес тоже. — За Витькиной спиной возникают Уриил и Абигаэль. Они-то как раз кажутся материальней, плотнее, живее прежних себя. — У небес на вас обоих планы.
— Знать не хочу! — быстро произносит Катерина. — У вас всегда планы, из которых никогда ничего не выходит. А потом вы устраиваете миру апокалипсис, чтобы прикрыть свои косяки.
— И заработать на конце света, — бестактно заявляет Велиар.
— Все зарабатывают, а мы что, рыжие? — возмущается ангел.
— Рыжие, — подтверждает Эби, проводя рукой по шевелюре Самаэля. — Хотя бы сегодня не сводите счетов. У нас одна ночь, давайте напьемся, как черти.
— Напьемся, — кивает ангел, как всегда, соглашаясь с Эб, со своим главным непростительным грехом.
И они идут пить.
Владыка ада провожает взглядом их странную компанию, в которой его Законная Супруга сияет внутренним светом — точь-в-точь хризалида, неведомый кокон, из которого должно родиться новое, доселе невиданное существо, часть которого скрыта покуда в смертном теле Сновидицы.
Люцифер тоже видит будущее, но не целиком, потому что грядущее течет и меняется каждую секунду, рождаясь долго, мучительно — и перед самыми родами нельзя сказать, кто появится на свет, что принесет с собой. Одно ясно: вселенная переменится. Время ли потечет вспять, пространство ли развернется отпущенной пружиной, зло ли обернется добром… Но и там, за гранью, он отыщет свою Саграду, чтобы сказать ей: прошлого больше нет. А мы — мы есть. Любовь моя, душа моя, Анунит, утренняя звезда нового мира. Здравствуй.
Мойры — греческие богини судьбы — согласно Гесиоду, дочери Ночи: Клото («Пряха»), Лахесис («Судьба»), Атропос («Смерть») — прим. авт.
Демоны, упоминаемые в Ветхом завете, а также в Каббале. Их называют низшими бестелесными существами или человекоподобными нелюдями, несущими человечеству боль и страх. В отличие от прочих демонов, шеддим не считались падшими ангелами — прим. авт.
Тьма — в каббале одна из клипот, богопротивных демонических сил или целых миров (адов). Клипот рассеивают божественный свет и питают бытие материального мира — прим. авт .
Восьмой круг дантова ада состоит из десяти рвов (Злопазухи, или Злые Щели), которые отделены друг от друга валами. Здесь караются обманщики — «обманувшие недоверившихся», которые обманывали людей, не связанных с ними особыми узами доверия — прим. авт .
Колумб, вернувшись в Испанию, привез из Нового Света эластичный мяч из сока гевеи. Мячи считались священными и использовались в религиозных обрядах. Сок гевеи индейцы называли «каучу» — слезы млечного дерева («кау» — дерево, «учу» — течь, плакать). От этого слова образовалось современное название материала — каучук — прим. авт.
Лгунья (исп.).
Кинжал для левой руки при фехтовании шпагой, получивший широкое распространение в Европе в XV–XVII веках — прим. авт.
Читать дальше