Дарья Афанасьева - Дом дураков

— Неужели ты думаешь, что за столько лет я не повесил на Горилику ни одного, хоть самого завалящего амулетика, который можно было бы использовать как маяк?

— Я не подумал… — Сорно почесал в затылке. — Ты же у нас все успеваешь. Вон, всего за полчаса успел развестись и по-новой жениться.

— Это для тебя полчаса, а для меня почти сутки прошли. — Обиженно буркнул я. — Для богов время существует иначе, чем для смертных.

— Вот если ты такой умный, то объясни мне: почему ты взывал к Смерти, а явилась какая-то непонятная богиня?

— Потому что Смерть ни к кому вообще не является.

— Как это? А как же все те истории…

— Все те истории, — перебил я растерянного собеседника, — это всего лишь истории. Смерть считается единственной стихией, обладающей личностью, но так ли это в действительности, сказать нельзя. Возможно, это просто принадлежащие к ее дому боги создали образ своей госпожи, а может быть, все стихии имеют личность, но Смерть активнее прочих проявляет себя. Взять хотя бы Ормина. Он принадлежит стихии земли. Сейчас его жрецы пользуются лишь малой толикой его силы, но было время, когда Ормин бродил среди людей и являл им силу своей стихии. Но чем старше бог, тем больше он отдаляется от смертных, и постепенно воспоминания о земной жизни стираются из его памяти. Есть смертные, а есть боги, и в дела последних без нужды лучше не соваться. Впрочем, — хмыкнул я, — ты и сам об этом прекрасно знаешь.

— Да уж… Смотри! — Сорно указал на хвойную рощу, показавшуюся из-за очередного нагромождения камней, бывших, возможно, чьей-то усыпальницей.

Ели на вершине пригорка смотрелись неуместно, но в здешних краях растительность вообще вела себя крайне нагло. На склоне копошились несколько знакомых фигур.

— Похоже, мы догнали наших гробокопателей. — Пробормотал я и пришпорил лошадь.

Строго говоря, разорением могилы занимался только Успел. Он резво орудовал лопатой под надзором нового начальства в лице лот Хорена. Начальство дымило трубкой, сидя поодаль на толстом бревне и отмахивалось от комаров веточкой. Паук и Ал чертили вокруг могилы защитный узор, ни мало не заботясь о том, что Успел остался внутри. Ро и Горилики видно не было.

— Что у вас тут? — Я вгляделся в почти законченный узор. — Именно эта могила?

— Да. — Паук с трудом разогнул спину и из-под руки оглядел окрестности. — Хорошее место: за спиной бор, впереди простор, пригорок, опять же. Я б не выдержал — точно бы вылез погулять. И земля рыхлая.

— А Ирена с… кадавром где?

— В лес пошли. Грибов поискать, Вис выгулять, опять же. А вы быстро обернулись.

— Угол срезали. — Туманно отмахнулся Аламарин.

— Есть! — Истошный вопль Успела разнесся над бором.

— Что ты так орешь? — Откликнулся лот Хорен не на много тише кемета. — Ты же всех покойников перебудишь!

Потревожили перерожденного пинок лопатой или крики над ухом, но едва Успел выбрался из неглубокой могилы, как округу огласил возмущенный крик и перед нами предстала раздраженная со сна нежить. При свете дня перерожденный производил впечатление более жалкое, чем устрашающее. Огрубевшая кожа потрескалась и была сплошь покрыта ожогами. Палящее солнце раздражало ее, и перерожденный скалил пасть, обнажая два ряда зубов. Первый ряд, состоявший из редких гнилых пеньков, наползал на задний, утыканный острыми, будто шила, клыками. Верхние клыки были слишком велики для человеческой челюсти и оставляли на нижней губе отчетливые порезы. В глазных впадинах, залепленных землей, шевелилось нечто белесое. Тщедушное тело опиралось на четыре конечности, украшенные длинными когтями.

Успел, шмыгнувший за пределы узора за секунду до того, как Паук и Ал замкнули линии, оглянулся на нежить и залихватски свистнул. Перерожденный дернулся в его сторону, но налетел на невидимую стену узора и отпрыгнул назад, очумело тряся головой.

— Теперь понятно, почему он проигнорировал кадавра, — констатировал я, вплотную подходя к перерожденному. — Он слеп, про обоняние и говорить нечего, а кадавр не шумел.

Перерожденный прислушивался к моей речи и обиженно ковырял землю у основания стены. При этом он умильно поскуливал, будто любимец, которого не выпускают погулять.

— И что теперь? — Лот Хорен встал рядом со мной и с жалостью посмотрел на нежить. — Кто же тебя так, а?

— Видимо, какой-то некромант-недоучка. — Ответил ему Паук. — У него цепочка на шее. Из бедолаги хотели сделать фамильяра.

— И где теперь его хозяин? — Игрен присел на корточки и рассматривал перерожденного практически в упор.