Ольга Булгакова - Нелюбимый мной, нелюбящий меня (СИ)

— Леди Мирэль, лорд Нэймар, давайте выйдем, — Посланник поднялся и поманил нас за собой. — Не будем мешать нервному почтальону выполнять его работу.

Мы последовали за лордом в смежную комнату, — большую тускло освещенную библиотеку. Пока лорд Кадруим залечивал боевые ранения своего управляющего, я осматривалась. Вдоль стен стояли высокие шкафы, полные книг. На самых верхних полках лежали футляры со свитками, на столе в глубине помещения — очень большая раскрытая книга, рядом с ней — письменные принадлежности и незажженный светильник. Когда управляющий, сдержанно поклонившись, ушел, Нэймар выразил лорду свое восхищение библиотекой. Я тоже не ожидала увидеть во временном пристанище Посланника такое собрание разных трудов. Лорд Кадруим рассказал, что некоторые книги остались в посольстве еще со времен других Посланников, в том числе после Келиара. Пока Посланник с Нэймаром прогуливались вдоль шкафов, я подошла к раскрытой книге на столе. Меня манил золотой блеск ее страниц, а еще было любопытно, что читает Посланник.

Книга была старая, толстые листы пожелтевшей бумаги пересекали витиеватые строчки, казалось, они составляют не текст, а какой-то рисунок. Я не привыкла читать такую древнюю вязь, от множества вензелей и украшений рябило в глазах. На другой странице разворота была картинка. Изображение было… эмоциональным, ярким. Невысокое существо с занесенным для удара светящимся кинжалом вызывало трепет не только у стоящего перед ним на коленях гоблина, но и у меня. Не страх, а восторг, преклонение перед могуществом. Вглядевшись внимательней, увидела, что грозное существо — тоже гоблин. Его лицо и тело украшали ритуальные рисунки, чем-то напоминающие узоры рун костяшек, уши отвисли до плеч под тяжестью серег, шею охватывали не меньше десятка ожерелий, на руках было столько колец и браслетов, что я не понимала, как он вообще мог замахнуться странным кристаллическим кинжалом… Художник, нарисовавший это, был гением. Он в точности передал выражение лица гоблина, лишенное пафоса и чувства превосходства над другими, но изобразил его силу, страсть, просветление… Вообще, картина завораживала. Я даже не сразу заметила слова, вьющиеся под ней: 'Ведар, вызывающий Чувство'.

— О, смотрю, Вы безошибочно определили самую ценную для меня книгу из моей личной коллекции, — раздался рядом голос лорда Кадруима.

— Очень интересная картина. И выполнена с большим мастерством, — откликнулась я.

— Это очень старая книга, чуть больше двух тысяч лет, — с гордостью заметил Посланник. — Как Вы уже поняли, гоблинская. Работа каллиграфа Амаока и художника Фаррада.

Нэймару, судя по всему, эти имена были известны.

— Редкая ценность, — кивнул он, так и не решившись дотронуться до книги.

Лорд Кадруим улыбнулся, довольный тем, что его сокровище оценили.

— И о чем книга? В частности эта картина? — полюбопытствовала я.

— О гоблинской истории, о легендах и разных преданиях. Многие страницы посвящены ведарам. Например, мифам о том, что они всезнающи, что им подвластно будущее. На этой картине, — лорд указал на страницу. — Ведар вызывает любовь.

— Здесь написано 'Чувство', - уточнила я.

— Гоблины в старину опасались произносить и писать слово 'любовь', - охотно объяснил Посланник. — Лишь наедине супруги, прожившие вместе несколько лет, могли употребить его. Одним лишь упоминанием этого слова можно было, если верить легендам, разрушить любовь. Поэтому слово заменяли другим. 'Чувство', 'Страстность' и 'Единение' — чаще всего использовались.

— Как же они тогда признавались в любви? — удивился Нэймар.

— Судя по эпосу, весьма пространно и витиевато, — развеселился лорд Кадруим. — Вообще, гоблины — очень интересный народ. У них множество красивых легенд и сказаний.

— Не сомневаюсь, — поглядывая на книгу, ответил Нэймар.

— А только мужчины бывают ведарами? — спросила я.

— Нет, не только, — вопрос лорда удивил. — Женщина-ведара — редкость. Принято считать, что она наделена большей силой, но о ведарах и так рассказывают слишком много историй. Порой трудно отличить правду от вымысла.

Почему-то мне показалось, что и лорд Кадруим не очень-то верит легендам о могуществе ведаров. А я смотрела на картину, выполненную талантливым гоблином с любовью и верой, вспомнила Беро, то, как перио чувствует своего советника, и мне хотелось, чтобы хотя бы большая часть историй была правдой.

— Думаю, нам можно вернуться, — голос лорда Кадруима вывел меня из задумчивости. — Кажется, тоты улетел.