Дмитрий Емец - Череп со стрелой (СИ)

В поисках убежища пронесшись по коридору Сашка оказался в дальнем его конце, где теснился сваленный хлам. Растолкав отсыревшие столы, по спинкам панцирных кроватей он прорвался в по­следнее помещение, где раньше была кладовка.

Захлопнув дверь, Сашка забаррикадировал ее мебелью. Никаких окон. Полоток с плесенью, след от отодранного электрического провода. На глухой стене — отвисшие пузырями обои. В углу — шкаф.

В коридоре уже хлопали двери. Сашка опреде­лил, что в барак подтянулись сводные четверки и ищут его. Собираясь дорого продать свою жизнь, он бесшумно, чтобы не упрощать врагам поиски, перевернул один из столов и, выставив из—за него шнеппер, прицелился. Спохватившись, проверил, снят ли предохранитель. Потом стащил с себя чу­жую безразмерную куртку, чтобы остаться в своей, шныровской.

— А стол — это как щит? Думаешь, не простре­лят? — сочувственно поинтересовался кто—то.

От неожиданности Сашка едва не выстрелил. Рядом с ним на корточках сидел Уно. Сашка с от­четливой безошибочностью ощутил, как сросшиеся черешки синих ягод рванулись в разные стороны. Одна ягода осталась у Сашки, другая скользнула в Уно, разделив то, что было некогда единым.

Больше Уно не исчезнет. Он такой же отдельный, как любой из двух близнецов. Его жизнь принадле­жит только ему. И так ли теперь важно, кто появился на свет первым? Единственное их отличие — уни­кум который остался у Сашки. Значит, Уно ведьмарям не нужен.

И Уно это понимал. Сашка видел это по его гла­зам. В такие секунды люди прочитывают друг друга без слов.

Где—то рядом вышибли дверь. Слышно было, как берсерки, топая, разбегаются по пустой комнате. Потом кто—то пнул тяжелым ботинком мешавший ему шкаф. И — тишина. Странная, зловещая.

«Догадались!» — понял Сашка.

Уно повернулся и посмотрел на Сашку за мгно­вение до того, как сам Сашка сделал то же самое. Обоим было ясно, что берсерки сейчас ворвутся и убьют обоих. Единственный шанс — кому—то выбе­жать им навстречу. Второго искать не будут, потому что знают, что в дом забежал один.

Все длилось секунду или две, не больше. Это бы­ло краткое и страшное мгновение выбора. Сашка ощутил, как сложно принести себя в жертву и как сложно уступить жизнь кому—то еще, пусть даже са­мому себе.

— Береги Рину! — прошептал Уно и, ободряюще толкнув его кулаком в плечо, выскочил в коридор, притворив за собой дверь.

Все случилось быстро. У Уно даже не было шнеппера. Послышался крик. Кажется, Уно ухитрился за­пустить в кого—то стулом. Заныли панцирные сетки. Шкаф треснул и с гнилым звуком рассыпался, за­детый боевым топором. Затем Сашка услышал не­сколько раз повторившийся звук, который ни с чем невозможно спутать. Так срабатывает тетива мощного арбалета.

— Готов! — услышал Сашка.

Прильнув к трещине в двери, он увидел что—то темное, неподвижное, что не могло быть живым че­ловеком. Потом к тем фигурам, что уже загромож­дали узкий коридор, присоединились еще несколь­ко. Сашка узнал голос Тилля:

— Это он?

— Да, — отозвался другой голосок, который, по крайней своей гибкости, мог принадлежать только Белдо.

— Где уникум?

— Откуда я знаю? Не трогайте меня, у меня нос болит! Это ваша вина... Ваши люди его застрелили! Я предупреждал, что надо позвать Гая, а потом уже атаковать!

— А—а! Виноватого нашел?! Я тебя сейчас самого предупрежу! — прошипел Тилль и начал животом теснить хрупкого Дионисия Тиграновича к стене. Но тот с неожиданной силой оттолкнул его и резво засеменил к выходу, прикрываемый Младой и Вла­дой, которые, расставив руки, не подпускали к нему Тилля.

Глава форта берсерков остановился, несколько секунд постоял в задумчивости и, махнув своим людям рукой, засеменил вслед за Белдо, понимая, что надо спешить, пока его не очернили перед Гаем.

Сашке было все равно. Ему казалось, что это он лежит там мертвый, утыканный болтами, а то, что осталось, — какой—то совсем незначительный, жал­кий обмылок человека. Он вспомнил улыбку Уно. Уно был лучше. Сообразительнее. Благороднее. Он всегда опережал Сашку на шаг. Опередил он его и теперь , подарив ему жизнь.

Внезапно Сашка вспомнил, что он у дальней сте­ны барака. Шагнув к ней, он отодрал пузырящие­ся влажные обои. Под обоями оказались еще одни обои, а под ними уже газеты. С газетами пришлось воевать всерьез, пока наконец под наспех наляпан­ной штукатуркой не обнажилась старая кладка.

Волнуясь, Сашка прикоснулся к ней нерпью. Ничего не произошло. Просто влажные холодные камни. Не веря себе, Сашка упрямо водил по ним нерпью, царапая фигурки. Потом ударил в стену ку­лаком и заплакал злыми, досадливыми, быстро вы­сыхающими слезами, прочерчивающими на гряз­ном лице короткие дорожки.