Дмитрий Емец - Череп со стрелой (СИ)

Афанасий испытал краткий зашкаливающий восторг, сменившийся тоской. Он сам не пони­мал причину своей тоски. Ему стало жарко, нудно и плохо. Он рванул на груди шныровскую куртку, физически ощущая, как в груди шевелится эль. Афа­насий понимал, что эля там быть не может и он у Гули, но одновременно чувствовал его в себе и что элю плохо оттого, что они на двушке. Эль корчился, и вместе с ним корчило и Афанасия. Он даже стал малодушно разворачивать Танца, но пег упрямился, не понимая, чего от него хотят.

Его била мелкая дрожь. Танец, видя, что ему не мешают лететь куда он хочет, забрал не к прииску, а туда, где с крутых склонов Первой Гряды, бурля, сбегала горная река. Огибая скалы, река причуд­ливо петляла, ныряя в сосновый лес. Перед лесом она, точно спохватившись, делала резкий поворот и, мелея, широко разливалась. Танец, пользуясь дан­ной ему седоком свободой, опустился в реку, под­няв тучу брызг. Довольный, он ржал, фыркал и бил крыльями по воде.

Дно у реки было твердым. Частично отталкива­ясь от него, частично вплавь, Афанасий добрался до берега и вывел Танца, который сразу стал смешно отряхиваться. Афанасию же и на берегу было жар­ко, точно он не купался в холодной реке, а только что выполз из парилки.

О том, чтобы искать синюю закладку, и речи не шло. Афанасий начал слепо нашаривать саперку, но понял, что ищет ее не на том боку. Мозг замкнуло. Любая элементарная задача казалась почти невы­полнимой.

Афанасий смотрел на противоположный берег реки, находившийся от него, быть может, всего в двадцати метрах, и ясно осознавал, что если до­берется туда, то эль не выдержит близости гряды, пусть даже и не Второй, а Первой, и погибнет.

Афанасий чувствовал, как личинка мечется вну­три у Гули, причиняя ей боль, которая отзывалась и в нем, и знал, что все, что сейчас нужно — это пере­сечь реку. Но это был шаг навстречу невероятному жару. И Афанасий пожалел себя. Отшагнул назад, на какой-то, быть может, сантиметр, но это было уже отступление. Он разрешил себе убегать и дальше пятился и пятился, испытывая перед рекой и Пер­вой Грядой физический, до тошноты, ужас, какой испытывает человек, которому велели выхватить из огня раскаленный брусок металла.

Что-то уперлось ему между лопаток, причиняя боль. В ярости он оглянулся, готовый дать отпор тому, кто мешал ему бежать. За ним стояла красно­ватая молодая сосна и всем тонким стволом, всеми ветвями и иголками, даже чешуйками коры тяну­лась к гряде и к тому, что было за грядой.

Афанасий опомнился. Он смотрел на сосну, в ко­торую всего секунду назад ему хотелось вцепиться зубами, и гнев медленно остывал в нем. Он шагнул к сосне и, уткнувшись в нее лбом, всхлипнул.

— Ты лучше меня! Ты туда хочешь, а я... — шеп­нул он и скорчился от боли, передавшейся ему че­рез Гулю. Бедная Гуля! Что сейчас испытывала она! Испуганная личинка жгла ее и терзала.

И ведь старикашка Белдо знал, что так будет, когда сшивал их руки зеленой нитью. Еще слезки пускал, гадина: «Настоящая любовь! Умрете в один день!»

Афанасий разозлился, а у человека слабого злость — это часто дверь в поступок. Он бросился к Танцу и, подпрыгнув, животом перевалился через седло. Сесть он уже не смог, потому что эль сразу настиг его новой волной боли, ужаса и тошноты.

— Пошел! Пошел же! Иди в реку! — крикнул Афа­насий и ударил Танца по боку ладонью.

Мерин несколько удивился. Положение всадни­ка было нестандартным, но все же хлопок ладони чем-то напомнил шенкель. И, помешкав, Танец все же шагнул с берега в реку. Оказавшись передними ногами в воде, мерин опустил морду и стал жадно пить. Разгоряченным пегам пить нельзя. Афанасий колотил его ладонью — но что такое ладонь для та­кой туши? Афанасия охватило отчаяние.

— Пошел! — снова крикнул он и укусил мокрый бок Танца. Толком у него ничего не получилось, он лишь забил себе шерстью рот и едва не задохнулся.

Все же мерин недовольно дернул боком и, при­слушиваясь к своим ощущениям, оторвал морду от воды. Потом сделал еще шаг, и еще. Афанасий по­нял, что его что-то привлекло на противоположном берегу, и затаился, боясь, что этот интерес погаснет. Он даже примерно понял, что именно заинтересо­вало Танца — крошечные пятнышки цветов, отсюда казавшихся пухом с сияющими точками.

«Мне страшно!» — подумал Афанасий.

Тихо плача и скуля, он как тряпка болтался в сед­ле Танца и позволял нести себя через реку. Танец медленно брел по мелководью. Афанасий ощущал, как ходят его лопатки и подрагивает седло. Потом мерин зашел глубже, где уже не доставал дна, и по­плыл. Афанасий оказался под водой. Быстрое тече­ние играло его волосами. Изредка он задирал голо­ву, чтобы дышать, и ничего другого уже не знал и ни о чем не думал. Ни о Гуле, ни о двушке , ни о себе. Он весь сжался до размеров своей муки, до крошечного такого огонька.