Дмитрий Емец - Череп со стрелой (СИ)

Рядом с Грозой Макар всегда бывал другой — смягчившийся, с сияющими глазами. В обычных же условиях Макара мало кто мог вынести. Он хвастал­ся, дерзил и чуть что зыркал на всех, как мировая революция на классовых врагов.

Видя, как Макар трясется над Грозой, Яра как-то посоветовала: «А ты ее поцелуй!» «Зачем?» — не по­нял Макар. «Про царевну-лягушку читал? Вдруг и твоя Гроза в кого-нибудь превратится?» — «В Юлю, которая может перелезть через трехметровый за­бор, не расплескав кофе из пластикового стакан­чика!» — брякнула Рина, знавшая, что Макар бегает в город встречаться с ней, и даже не совсем безу­спешно, потому что однажды он явился с фонарем под глазом и следами помады на щеке.

Макар на мгновение застыл, а потом разорал­ся и бросил в Рину ведро, из чего она заключила, что какая-то доля истины в ее словах есть. Хотя эту Юлю она видела до того всего один раз, когда та вместе с Родионом вытащила их от берсерков. Осо­ба решительная, хотя решительность можно было проявлять и менее активно.

Афанасий оседлал Белого Танца и вывел его во двор. Мерин взглядом мечтателя посмотрел на не­бо, где сквозь хмурые тучи проступала единствен­ная звезда, крупно шагнул, как бы мечтая сразу взле­теть и снести все преграды на пути к этой звезде, а потом вдруг остановился, развернулся, вздохнул и потащился в пегасню. Его осенила мысль, что мож­но своровать немного сена у Ланы или Бинта, не отличавшихся драчливым нравом.

Но, увы, Белому Танцу суждено было совершать великие дела. Афанасий прикрикнул на него, за­ставил протащиться три круга, проскакать, а затем поднял пега на крыло. Громадные крылья распах­нулись. Танец взлетел легко, без усилия, но даже в полете грустно косился на пегасню, где стояли дру­гие счастливые пеги, не занятые спасением челове­чества.

Постепенно Танец начал получать удовольствие от полета и потащил как буксир. Довольно быстро они набрали нужную высоту. Афанасий знал, что уже достаточно, но все равно откладывал момент нырка. Он заставлял Белого Танца подниматься медленно и придерживал его, когда тот ускорялся. Это раздражало пега, и, выражая недовольство, он загребал в полете передними ногами, точно пытал­ся скакать по воздуху.

Наконец Афанасий оказался на такой высоте, что одеревенел. Он почувствовал, что, если сей­час щелкнуть по его куртке ногтем, она отзовется глухим звуком, точно покрытый льдом барабан. С седлом и брюками произошло то же самое. Влага превратилась в тонкий лед, и Афанасий заскользил, предательски кренясь на одну сторону Поняв, что слишком увлекся, набирая высоту, он отдал Белому Танцу команду на нырок. Пег только этого и ждал. Он сложил крылья, и к земле они понеслись бы­стрее пули.

В эти секунды, когда Афанасий держался в обле­деневшем седле только потому, что пег все равно падал в ту же сторону, куда и он упал бы, свалив­шись с него, Гуле вздумалось проснуться. Просну­лась она оттого, что Афанасий замерз, и гуля, как сообщающийся сосуд, тоже ощутила волчий холод. И, естественно, как всякого проснувшегося ее по­сетила мысль, что она несчастнейший человек на свете. Вставать с постели, чтобы натянуть на себя свитер, Гуле было лень. Искать дополнительное одеяло — тоже. Она лежала в кровати, мерзла и размышляла, что вот ее никто не любит, за окном темно и жизнь дрянь. Стоило бы утопиться в чашке с кофе, но до кухни еще надо дотащиться. С горя Гуля заплакала крупными слезами, и Афанасий, от­зываясь ей, тоже заплакал.

Он падал с огромной высоты, наблюдая, как при­ближается земля, стучал от холода зубами, и слезы на его щеках превращались в лед. Афанасию было очень-очень себя жалко. Он бы разбился, потому что от слез был как пьяный, но, на его счастье, Гуле пришло в голову проверить, ответил Афанасий на ее последнее сообщение или нет.

гуля включила монитор (компьютер она безжа­лостно держала в «бессонном» режиме), и — о небо! — серая утренняя жизнь наполнилась красками.

Afanass (04.49). тмн

И больше ничего. Всего три буквы, и даже не за­главные, потому что «заглавность» требует от печа­тающего дополнительных усилий. Надо хоть вяло, но пошевелить левой ручкой, нажимая на дополни­тельную клавишу. Но какие это были буквы! ‹‹Тмн» на их языке означало «ты мне нужна!». И эти три буквы сейчас спасли жизнь тому, кто отшлепывал их спросонья, без всяких дополнительных эмоций и ощущения чьей-то там нужности. Просто Афана­сию пришло с утра в голову взглянуть на компью­тер, и, видя, что у Гули сообщений много, а у нею совсем ничего нет, он напечатал это, чтобы она по­том его не грызла.