Сергей Сухоруков - Стражи цветка

- Анадил, будешь их сопровождать,- приказал старейшина.

Анадил из своих тряпок в один миг вытащил флейту и выдал на ней заливистую трель.

Глава 2

Пир удавался на славу. Колодок по своему обыкновению потчевал всех одинаково щедро, не делая различий, кто его гость: рыцарского или простого звания. Да и за общим столом пирующие разместились не по родословной, а как придется. Рыцари сидели рядом с крестьянами, эльфы с гномами - и всем хватало и еды и питья. Конюх Люпус, вначале праздника заменявший Марту и помогавший Колодку прислуживать гостям, едва успевал подливать желающим, не забывая, конечно, и себя. При этом себя он угощал настолько щедро, что вскоре его супруга, взвалив мужа на свои могучие плечи, была вынуждена покинуть пир даже раньше, чем ей самой того хотелось.

Гудагай сидел во главе стола, пил и ел наравне со всеми и даже больше, и еще успевал зорко следить за кубками гостей. И горе тому, у кого кубок был пуст! Старый рыцарь то и дело вскакивал из-за стола, подбегал к провинившемуся, сам наливал ему, уговаривал, упрашивал, грозил - и пил вместе с ним. По мере того, как пир разгорался, гости постепенно входили во вкус, и Гудагай вставал со своего места все реже.

По левую руку от Гудагая дремал староста Юратишка, слева сидел седовласый сосед рыцаря по имению благородный Ярош Осина и бормотал себе под нос историю осады Цареграда, в которой он участвовал в далекой юности. Сгорбленный годами Ярош Осина был один из тех немногих дворян, кто неизменно присутствовал на праздничных пирах в "Бук и дубе", не считая это зазорным для своей чести. Он всегда садился рядом с Гудагаем и рассказывал ему одну и ту же историю, которую хозяин пира, как, впрочем, и все остальные уже давно знали наизусть и давно перестали слушать.

-...Адский огонь зажег передние корабли,- монотонно бормотал Осина, не заботясь о том, слушают его или нет.- Воины вспыхивали, как свечки и прыгали за борт. Сквозь башни прорвалась лишь одна наша галера...- Здесь спящий Юратишка недоверчиво приоткрыл один глаз, словно сомневаясь в словах ветерана, потом вновь закрыл и негромко захрапел.- Высадка была бы безумием. Но наш отважный командир благородный Монтивил Щербатый не дрогнул. "Гребите к берегу!- крикнул он.- Враги еще отведают наших мечей!". Помолившись, я замер возле борта, готовясь к атаке. Проклятые ромеи уже ждали нас на берегу...

Сидящий около Осины с другой стороны отец Ксиома, хватив медовухи, упорно твердил своему соседу:

-Если благородного рыцаря ударить по левой щеке, и он упадет на правый бок, то значит он не колдун. Но только бить надо сильно. Вы слышите меня, благородный Ярош? Именно на правый и никак иначе!

Но Осина, не обращая внимания на священника, говорил свое:

- ...Среди прочих, израненным, попал в плен и я. Вы были в плену? Я был. Нас держали вместе со свиньями...

- Но вся соль в том, что рыцарская честь не позволяет рыцарям быть битыми, понимаете?- хихикал отец Ксиома.- Так что же прикажете делать отцам инквизиторам?

Купец Булка сидел на противоположном конце стола и уныло слушал пьяные воспоминания Наина Ненадавура о его родном доме. Булка потерял нить разговора еще в самом начале, когда гном перечислял своих многочисленных родственников, и, запутавшись в именах и прозвищах гномьей родни, купец теперь только вежливо кивал головой, думая о своем.

- Вы люди, не любите нас, я знаю,- жаловался гном.- Считаете нас жадными и хитрыми. Но когда вам нужно занять денег, вы к кому идете? К нам! И мы разве кому отказываем? А то, что мы берем проценты - на нас обижаться нельзя. После изгнания нас с родных гор - кому мы нужны? А жить-то надо! Ох, бедная моя родина, стонущая под владычеством завоевателей...

Традиционный застольный разноголосый шум заглушала флейта эльфа Анадила, приглашенного на праздник музыкантом. Сыграв быструю и веселую мелодию, эльф затянул тягучую и печальную. Гудагай, который одним ухом слушал Осину, а вторым флейту, взгрустнул. Безрадостная мелодия напомнила ему на закате жизни безрадостные ее мгновения. Огромная слеза скатилась по щеке, просочилась сквозь мокрые от пива усы и капнула в блюдо с жареными карасями. Колодок, заметивший эту слезу, дал знак эльфу прекратить играть. Корчмарь по своему опыту знал, что подошло время гудагаевских воспоминаний.

- От стрел степняков наши щитоносцы в первом ряду стали похожи на ежей и замертво пали на землю. Не помогли им их щиты. Лучники Конона, пусть и припоздав, все же открыли ответный огонь, и степняки отступили. Но мы знали, что они вернутся. Они всегда возвращались,- начал вспоминать Гудагай, и гости, из тех, кто постарше, поняли, что старый рыцарь собирается поведать о последних днях бесславного похода князя Второслава против хана Байгиза. Гудагай не любил вспоминать этот поход и рассказывал о нем очень редко.- С самого начала наша беда была в том, что проклятые кочевники не приняли сражения и только заманивали нас вглубь Дикой степи. Тактика степняков известна. Наскочить, обстрелять - и рассыпаться в разные стороны. Их лошадки легкие, быстрые, не чета нашим, и угнаться за ними мы не могли. Княжеская дружина таяла с каждым днем. К смертоносным стрелам добавилась еще одна напасть - мы начали умирать от жажды. Скольких наших, небось, и поныне гниет в этой проклятой степи! Воины роптали, считая, что князь ведет их на погибель. Второслав понимал, что еще день, еще час, и даже его железная воля не удержит войско от бунта. И князь отдал приказ повернуть на юг и идти к реке. Он решил, держась ее берега, вернуться в родные земли. Тем прославленный воитель признал свое поражение. Но хану Байгизу уже было этого мало. Всадники степи продолжали идти за нами по пятам. Мы уже и не надеялись добраться до реки живыми, когда, наконец, увидели долгожданную воду. Но это решило только одну нашу проблему. Как избавиться от второй? Степняки продолжали нападать. И, казалось, что с каждым днем их становилось все больше. Нас же вышло к реке едва ли больше тысячи...