Прошло несколько лет и все об этом забыли.
– Барах, а скажи, что действительно может Зеркало?
– Я что, держал его в руках? Наши предания говорят, что всё зависит от владельца. Кому-то оно показывает своих родственников, где бы они ни были, кому-то пределы своей страны, кому-то – будущих убийц, а кому-то – иные земли.
– Полезная вещь, – согласился Тахиос, чем вызвал новый приступ смеха у Бараха.
– Юноша, Зеркало Мира возводило империи и рушило их. Не будь его, кто знает, какова была бы наша история?
Сирота помолчал, а потом спросил.
– Ты можешь дать мне какую-нибудь книгу, где можно почитать о нем?
Барах покачал головой.
– Они написаны на мертвых языках, юноша. Даже я с трудом разбираю эти истлевшие буквы.
За окном на замок неудержимо накатывался вечер. Тахиос поднялся на ноги.
– Хорошо. Я принесу тебе ещё дров.
Архивариус удержал его за руку.
– Ты хороший человек. Меня никто не замечает, и когда я хожу, я слышу, что по углам шепчут страшное о тебе и о твоём молодом господине…
– А разве он и не твой господин тоже? – живо спросил Тахиос, обернувшись.
Угольки тихо потрескивали в камине.
– Нет. Моим господином был Старик, и все знают это. С тех пор как его не стало, я превратился в тень. Я хотел уехать, но никто не ждёт меня в садах Камдеи…
Барах огладил своё морщинистое лицо и закончил:
– Я жду смерти.
– Но я же сказал: Танкреду нет до тебя дела. Погоди, ты увидишь ещё весну, погреешь свои кости на солнышке.
– Твой хозяин – Пёс Тьмы, так его называют. Просто он сам ещё не знает об этом, не знает своей натуры. Что-то дремлет в нём и люди видят. Все видят: слуги, рыцари, женщины, дети. Я вёл летописи его отца и думал, что буду вести летопись Отера или Гильома. При нем же я боюсь писать. Каждое слово – смерть.
Сирота внутренне содрогнулся и не нашёл, что ответить.
– Дрим Наорк был солнцем этой страны… он хранил мир и берег силы… теперь только стужа, только темнота – солнце закатилось… нет сыновей у солнца, нет… – бормотал словно про себя Барах.
– Я пойду.
Архивариус печально посмотрел на Тахиоса.
– Когда придёшь в следующий раз, приноси с собой ещё этого пенного кислого напитка, к которому я никак не могу привыкнуть.
– Хорошо. Расскажешь мне что-нибудь ещё про Зеркало.
– Расскажу.
* * *
Алвириан гадала. Когда Лийнос ушёл, она достала из сумки кости и свечу красного воска и, очистив стол от хлебных крошек и грязных тарелок, задала первый вопрос.
Что происходит в Алтутоне?
Мрак, ответили кости.
Кто такой Танкред?
Мрак, ответили кости.
Что ждёт империю?
Война.
Дева опустила руки. Потом задумалась, вздохнула и спросила.
Кто такой Лийнос?
Странность, древность.
Он будет полезен мне?
Да.
Что меня ждет?
Дорога. Смерть. Неопределённость.
Алвириан посмотрела на свои пальцы, словно они подвели её. Самый главный вопрос – о том, что случилось с ней в пещере, она до сих пор не могла задать – не хотела ответа, страшилась его. Спросила о деле.
Я найду Зеркало Мира?
Вместе.
Вместе со смертью? Вместе с чем? Или с кем? Что за спутники у меня будут?
Дева с досадой стукнула кулаком по столу.
Где мне искать ответы?
Замок, мрак, – неожиданно ответили кости.
Замок. Замок в Алтутоне только один, хвала Трём Святым и живет там наш маленький пажик Тахиос…
Движимая безотчётным любопытством Алвириан бросила кости ещё раз.
Кто такой Тахиос?
Спасение.
* * *
Сирота тщетно пытался уснуть. Ворочаясь с боку на бок, он вспоминал, как пришла весть, что Отер захвачен в плен. Её привезла Ульрика – она ехала со своим мужем навестить отца и перехватила гонца под самыми стенами Алтутона. Торжественная встреча графа Мельдфандского и его жены прошла как обычно, а после пира Танкред толкнул Тахиоса локтем в бок и сказал ему:
– Ты у нас как летучая мышь ползаешь по стенам. Я хочу знать, о чем моя сестричка болтает с моим папашей. Иначе я натравлю на тебя Фали.
Это была ещё одна шутка чудовища – назвать своих волкодавов именами давних приятелей Тахиоса.
Сирота оглянулся на Танкреда и молча пошел по коридору наружу. Ночь была ветреная и безлунная. Проклиная всё, сирота крался к западным покоям, иногда повисая на кончиках пальцев, иногда продвигаясь шажок за шажком, умоляя богов, чтоб старинная кладка выдержала. Анриакцы, возводя северную твердыню, строили с имперским размахом, но с той поры минуло уже несколько веков. Когда Тахиос, дрожа от напряжения, уселся на самый край оконного парапета, чтобы его не увидели из комнаты, он услышал сдавленные стенания.
Читать дальше