Резкий пусть и слегка приглушённый кронами деревьев свет ослепил меня внезапно. Он, конечно, почти сразу же иссяк, потому что в дверном проёме возникли все те, с кем я проделал путь от могилы легендарного лучника из Хароса (в компании некоторых из них путь этот не ограничился только сим коротеньким маршрутом), но всё равно заставил меня забиться под толстый кусок выделанной шкуры, который заменял мне здесь одеяло, и свернуться под ним клубком, подобно маленькому, побитому щенку или котёнку. Но почти тут же с меня сорвали и этот защитный кокон. Я сжался ещё больше, став похож на какую-то очень древнюю мумию. Худой, грязный, бледный, с тяжёлыми и налившимися синевой мешками под глазами — эти дни на грани настоящей реальности и ставших с ней одним целым кошмарных видений действительно сделали меня почти не похожим на того человека, которым я был раньше. Даже во время пребывания в казематах Гильдии Сейрам я не выглядел настолько плохо, потому что два раза в день мне удавалось там видеть людей, а потому я всегда знал, какое сейчас время суток, какой сейчас день. Я думал, что именно там познал настоящее и самое пугающее одиночество, но я ошибался. Безумство, творившееся со мной в этой хижине посреди болот лишь стало подтверждением того, что если ты начал путь познания какого-то чувства, то будешь продвигаться по нему всё вперёд и вперёд, никогда не достигнешь конца, потому что ни у одного из чувств нет предела, но будешь переживать всё новые и новые ступени его развития, которые с каждым разом будут всё больше и больше захватывать тебя, пока в один прекрасный день не сведут окончательно тебя с ума, не заставят тебя без остатка раствориться в них. Неужели я оказался настолько плохим последователем одиночества, что всего лишь вторая ступень так дурно повлияла на меня и подвела к самому порогу того самого сумасшествия? Как-то очень слабо, а потому мне совсем не хотелось верить в это. Однако всё же не стоит забывать о том, что мне удалось-таки пройти этот весьма и весьма непростой этап, при этом не сойдя с ума, не став пускающим слюни и бешено хохочущим безумцем. Наверное, поэтому, несмотря на столь бурную и, мягко говоря, не слишком гостеприимную реакцию на своих новых и старых друзей я всё же рад был их видеть. Хотя этой радости, надо сказать, немного поубавилось после того как, эльф буквально столкнул меня с кровати, а потом, схватив за шкирки, несколько раз крепко встряхнул, вдобавок после, видимо, для пущего эффекта. Но голос пока всё равно доносился до меня будто бы издалека, будто мы мой старый друг стоял за тяжёлой портьерой и был лишь суфлёром или тайным шпионом, а не стоял прямо здесь и не колошматил меня, чтобы выбить всю ту потустороннюю дурь, что во мне накопилась. Справедливости ради надо заметить, что делал он это с лицом профессионального следователя, то есть оно было всё ещё не лицом, а самой настоящей каменной маской (что-то слишком часто я использую подобное сравнение по отношению к нему, но что поделать? Больше мне совершенно ничего не приходит в голову). Однако старые добрые тумаки как нельзя лучше прояснили мой разум от тяжкого полузабытья. Слова долетали до меня всё более чётко, они уже не были обрывками, а потом просто взяли и резко прорвали драпировку, которая отгораживала меня от внешнего мира до сих пор. Вот теперь я окончательно, кажется, преодолел этот порог. И я многое понял именно в тот самый момент, глядя в суровые глаза Нартаниэля, в которых явно читался немой упрёк. Упрёк за то, что я не попросил у него помощи раньше, за то, что не положился на него. Но он был эльфом, и такое не могло его задеть, а потому во взгляде не было боли, совсем не показавшейся бы мне странной, будь на его месте человек. Но он не был им, а потому я нисколько не удивился, когда он в очередной раз слегка стукнул меня о стену дома, я уже весьма явно это почувствовал. Поняв это, эльф быстро меня отпустил. От столь неожиданного перемещения из подвешенного состояния на ноги, я, конечно же, не удержал равновесия и рухнул на колени. Должно быть, у меня сейчас был жутко глупый и жалкий вид, но почему-то казалось, что по-другому я сейчас выглядеть и не могу. Наоборот я был благодарен, что мой друг, наконец, вырвал меня из темноты, в которую я погрузил себя, как оказалось, лишь ради того, чтобы избежать реальных проблем, которые вдруг неожиданно на меня свалились. Всё-таки слова Дарса с равнин Даруана повлияли на меня сильнее, чем можно было предположить. Я просто жалел себя всё это время, взвалив на себя воображаемую миссию по поиску какого-то запрятанного в самых пыльных уголках неведомого тайного смысла, скрывавшегося в моих видениях, когда всё было просто и понятно. Жаль, что мне понадобилось так много времени, чтобы понять это. Всё-таки иногда я чувствую себя полным идиотом и должен благодарить людей, которые возлагают на свои плечи благородную миссию по тактичному напоминанию об этом присущем мне "чудесном качестве", столь ярко показывающем, что даже люди, которые считают себя умнее большинства, могут ошибаться. Собственно, как раз-таки они и ошибаются чаще всех остальных, потому что везде пытаются найти тот самый глубинный смысл, тратя на его поиски слишком много драгоценного для любого человека времени. Иногда ведь всё лежит на поверхности и не надо копать глубокую яму и целые подземные города в том месте, где нет абсолютно никаких золотых жил. Вот поэтому настоящее искусство не в том, что бы догадываться и искать. Оно в другом: нужно уметь понимать, когда стоит порыться, а когда нужно лишь просто сбросить покрывало или сдуть пыль.
Читать дальше