Олег Кулаков - Найденыш

Головы стали поворачиваться к фризружскому костру, братва заворчала тихо пока еще, но это были первые далекие раскаты перед бурей, а фризруги и знать не знали, какое лихо на них сейчас когти точит.

— Ну что, капитан? — Палубный подтянул на брюхе ремень перевязи. — Пощекочем фризругов железом? А там и якорь поднимем.

— Эй, Руду, — позвал я.

Он обернулся.

— Чего тебе?

Я показал пальцем на фризругов:

— Они ничего не знают.

Палубный удивился, но я не дал ему рта раскрыть.

— Не знают они, — повторил я и пояснил. — Ворожей сказал, что он взял карту в каюте капитана. Он стащил ее.

Палубный недоверчиво качал головой, но то, что я полез на защиту матросни, обескуражило его.

— Когда Зимородок ушел вместе с купцом, а остальные кобенились на песке, я с мачты видел, как ворожей фризружский выперся на палубу аккурат оттуда, где капитанская каюта на лодье. У него еще мешок был, наверное, карту в нем прятал. А потом Ожерелье увидал.

— Слышь-ка, Три Ножа, язви его… — ухмыльнулся Руду криво. Еще немного, и он будет за фризругов драться.

— И буду, — сказал я и сам себе удивился. Что это со мной происходит-то? Однако меня несло. — Вот щелкну пальцами, и от тебя один пепел в сапогах останется. — Сказал это, глядя во внезапно перекосившееся лицо палубного, и понял, что никогда он уже не будет меня учить вязать узлы. Не забудет мне он этого никогда, а если и случится ему позабыть, то будет это не скоро.

Сильный удар по уху сбил меня на песок, кружка, выплескивая остатки воды, полетела из рук. В глазах потемнело. Я лежал, уткнувшись в песок лицом, и чувствовал на губах соленую влагу и шершавые песчинки. Голова сильно кружилась. Досталось ей сегодня, подумал я, сначала всякие магические штучки, теперь еще вот это…

Кто-то потянул меня за плечи, усадил и стал счищать с лица налипший песок. А я, хоть и плыло все перед глазами, смотрел на стоящего надо мной Ожерелье. Это он меня ударил. Стараясь унять подступившую тошноту, я прикрыл веки. И щеки у меня были мокрыми. Но не от выплеснувшейся из кружки воды.

— Волю взял, — услышал я голос Ожерелья.

— Дурак ты, Ожерелье, — басовито прогудел Три Ножа.

А дальше я стал уплывать, потому что извечный сторож, живущий во мне, проснулся и поднял голову. У входа в бухту появился змей. Шел он на глубине. Большая зверюга. Тут в моей голове как дважды два сложились и предательство ворожея, и темные маги. Спазм тошноты сдавил мой желудок, и вся выпитая вода выплеснулась из меня на песок.

— Эк тебя скрутило, — сказал Три Ножа, придерживая мне голову.

Я перевел дух и сказал:

— Три Ножа, наших, кто на «Касатке» остался, всех на берег. Змей идет.

Глаза мои были все еще закрыты, поэтому я услышал только враз насторожившийся голос баллистера:

— Даль, «Касатка»-то на мелководье стоит. Да и Мачта там.

Про себя я вздохнул с облегчением: уж в этом-то мне доверяют полностью.

— Всех на берег. Быстро, — сказал я, давясь следующим спазмом.

И открыл глаза. Лучше бы я этого не делал. Перед глазами все дико закружилось, во сто-крат быстрее, чем когда в Шухе на ярмарке на гигантских шагах. И мутило страшно. Я проглотил ком в горле и закричал:

— Ожерелье! Всех на берег!

А потом наполовину отключился, уйдя в муторное кружалово, которое всосало меня, оградив от всего толстой стеной из головной боли и тошноты. Я слышал обрывки восклицаний и разрозненные звуки.

— А ну подай назад! Живо! — рявкнул кто-то.

И вслед за криком раздалось громкое «ф-фух-х», и яркая вспышка проникла сквозь мои сомкнутые веки. Горючка, сообразил я, барахтаясь в обволакивающем мутном киселе мыслей, в костер бросили гранату с горючкой.

Меня подняли и понесли. Запах моря усилился, и лицо стал обвевать свежий ветерок. Голову немного отпустило, я разлепил ресницы. Перед глазами по-прежнему была круговерть, но уже не такая, как прежде, терпимая.

Крошка тащил меня на руках, а я смотрел на море поверх вооружившейся горящими головнями братвы, забравшейся в воду, туда, где на высвеченном луной кольчужном плетении волн чернела «Касатка», отвечая луне фонарем на корме. От бортов «Касатки» тенями отделялись низкие вытянутые кляксы шлюпок. Шлюпки шли к берегу.

Крошка остановился рядом с Три Ножа. Тот повернулся.

— Очухался? — спросил он и посветил головней.

Шлюпки быстро приближались, уже стал ясно слышен плеск весел о воду.

— Эй, на шлюпках! — закричал Ожерелье. — Опустить оружие! Боя нет!

На передней шлюпке прозвучала невнятная команда. Гребцы стали сушить весла.