Нил Гейман - Дым и зеркала (сборник)

Наконец, набрав очередной номер, я узнал ее голос.

— А ты знаешь, где я? — спросила она.

— Нет, — ответил я. — Просто мне дали этот номер.

— Это телефон больничной палаты, — сказала она. — Здесь лежит моя мама. С кровоизлиянием в мозг.

— Прости. У нее все в порядке?

— Нет.

— Прости.

Мы неловко помолчали.

— Как ты? — спросила она.

— Довольно плохо, — ответил я.

И рассказал ей все, что со мной случилось. И что я при этом испытываю.

— Почему все так получается? — спросил я.

— Просто они боятся.

— Почему боятся? Чего?

— Потому что ты им нужен, пока с твоим именем связаны только успешные проекты.

— В смысле?

— Если ты дашь добро, студия снимет фильм, который обойдется им в 20–30 миллионов долларов, и если фильм провалится, твое имя навсегда будет связано с этим провалом, и ты потеряешь свой статус. Если же ты откажешься, ты ничем не рискуешь.

— В самом деле?

— Типа того.

— А откуда ты все это знаешь? Ты музыкант и не имеешь отношения к кино.

Она устало засмеялась.

— Я здесь живу. Все, кто здесь живет, это знают. Ты не пробовал поспрашивать людей про сценарии?

— Нет.

— Так попробуй. Спроси. Парня на автозаправке. Кого угодно. У всех есть сценарии. — Тут кто-то к ней обратился, и она ответила, а мне сказала: — Извини, нужно идти, — и повесила трубку.

Я не нашел обогреватель, если он там был, и замерзал в своем крошечном шале, точно таком, в каком умер Белуши, с бездарной картинкой на стене и промозглой сыростью в воздухе.

Я приготовил себе ванну, чтобы согреться, но когда из нее выбрался, мне стало еще холоднее.

Белые золотые рыбки сновали взад-вперед, то прячась, то появляясь из-под листьев кувшинок. У одной из них была темно-красная отметина, в принципе похожая на отпечаток губ: странное клеймо, оставленное полузабытой богиней. В воде отражалось серое утреннее небо.

Я мрачно смотрел на воду.

— У вас все в порядке?

Обернувшись, я увидел стоящего рядом Праведника Дундаса.

— Рано вы встаете.

— Плохо спал. Страшно холодно.

— Надо было сказать администратору. Вам бы принесли обогреватель и еще одеял.

— Мне это даже в голову не пришло.

Дышал он с огромным трудом.

— А у вас все в порядке?

— Нет, черт побери. Стар я. Вот доживешь до моих лет, парень, у тебя тоже будет не все в порядке. Но когда ты помрешь, я буду еще тут. Как работа?

— Не знаю. Я больше не пишу сценарий, а «Греза художника», рассказ о волшебных фокусах викторианских времен, не двигается с места. Действие происходит на морском побережье в Англии, в дождь. На сцене фокусник показывает свое искусство, и публика неуловимо меняется. Это их глубоко трогает.

Он медленно кивнул.

— «Греза художника». Ну-ну. А себя вы кем представляете, художником или иллюзионистом?

— Не знаю. Мне кажется, ни то, ни другое.

Собравшись было уходить, я вдруг вспомнил одну вещь.

— Мистер Дундас, — спросил я, — а у вас есть сценарий? Написанный вами?

Он покачал головой.

— И вы никогда не писали сценариев?

— Только не я.

— Честно?

Он ухмыльнулся:

— Честно.

Я вернулся к себе. Пролистал английское издание своих «Сынов человеческих», спрашивая себя, как получилось, что была издана такая нелепая писанина, зачем Голливуд купил на нее права, и почему теперь они не хотят снимать по книге фильм.

Вновь принявшись за «Грезу художника», я потерпел прискорбную неудачу. Герои были как неживые. Они не могли ни дышать, ни двигаться, ни говорить.

Я пошел в туалет и пустил в унитаз ярко-желтую струю. По зеркалу пробежал таракан.

Вернувшись в гостиную, я создал новый файл и написал:

Я не знал, хорошее ли вышло стихотворение, но это не имело значения. Я написал нечто для себя новое и неожиданное, и это было чудесно. Заказав завтрак в номер, я попросил принести обогреватель и парочку одеял.

На следующий день я написал шестистраничный сценарный план к фильму под названием «Головорез», где Джека Головореза, серийного убийцу, с вырезанным на лбу огромным крестом, казнят на электрическом стуле, но он возвращается в видеоигре и овладевает сознанием четырех парней. Пятый его побеждает, предав огню электрический стул, который был выставлен в качестве экспоната в Музее восковых фигур, где днем работала его девушка, которая ночью исполняла экзотические танцы.