Юлия Григорьева - Семиречье [трилогия - СИ]

Белава снова откинулась на подушки. Тогда— это было три дня назад, когда Чеслава притащила ей пузырек со змеиным ядом, честно спертый призраком у какого-то лекаря. Девушка даже сама уселась на колени Благомилу, чтобы закрыть от него кубок, куда быстро вылила содержимое пузырька. Потом долго с надеждой следила за тем, как довольный ее покладистостью «бог» пьет свое вино с хитрой улыбкой.

— Где яд-то сумела раздобыть? — вдруг спросил он, все так же лукаво глядя на нее. — Чувствую его запах в вине.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — ответила побледневшая девушка.

— Драгоценная моя, ты забыла, что я не из этого мира? Я бы яд оттуда не почувствовал, а здешние запахи мне нос режут. А уж как пахнет змеиный яд, я отлично знаю, сам когда-то пару раз им пользовался.

— Так ты сдыхаешь или нет? — насупилась Белава.

— Нет, — расхохотался он. — Во мне столько силы жизни, что она сразу от отравы избавляет. Ты расстроена?

— Будто не догадываешься, — не стала врать девушка.

— Ты понимаешь, что ты сделала глупость? — он вдруг стал серьезным. — Ты помнишь, что бывает за глупость? — и не дожидаясь ее ответа продолжил. — Я старался тебе понравится, я был внимательным и нежным, я не покушался на то, что очень хочу получить, ожидая твоего согласия. Ты не оценила, решив отравить меня. И прежде, чем я накажу тебя за это, мне просто любопытно узнать, что ты собиралась делать, когда я умру?

— Сбежать отсюда, — почти шепотом ответила Белава, лихорадочно соображая, что он собрался делать.

— Как? Из моей обители нет выхода. Никакого! Вторая глупость. Белавушка, ты меня очень расстроила, очень.

Он встал, глядя ей в глаза, в которых заплескался страх, резко поднял со стула и почти бросил на стол.

— Что ты собираешься делать? — пролепетала она, пытаясь слезть с другой стороны.

— Сидеть, — рявкнул Благомил. — Не заставляй меня вновь подчинять тебя. Это мне не нравится так же как и тебе. Безвольная кукла— это скучно.

Он взял ее за щиколотки и дернул на себя, оказавшись между ногами девушки. Взял за волосы и, не обращая внимания на ее попытки вырваться, впился в губы.

— Ах, ты ж змей! — раздался голос Чеславы. — Ты что же это удумал? Снасильничать девку решил? Ужо я тебе! — и в «бога» полетела одна из тяжелых ваз, стоявших возле стены.

Благомил вскрикнул, получив увесистый удар в спину, следующую вазу он отбил, вскинув руку, второй он продолжал удерживать вырывающуюся Белаву. Призрачная женщина продолжала кидать в него все, что только попадало ей под руку.

— Ты разбудила ее? — яростно зашипел «бог», вновь обернувшись к Белаве. — Как сумела?

— Родная кровь— сильная вещь, — усмехнулась чародейка и рассмеялась, радуясь этой малюсенькой победе.

— Больше никого не разбудишь, — ответил он, отгородил их от бушующего призрака и вернулся к прерванному занятию, сминая ее сопротивление грубо и жестко.

— Ненавижу тебя, ненавижу! — кричала она, все еще пытаясь вырваться из его сильных рук.

Неожиданно под ее пальцы попало что-то холодное, и девушка с яростной надеждой сжала нож, взметнула, направляя в шею Благомилу, но тот резко увернулся, больно сжав запястье Белаву, вынудив выпустить из рук нож. Его глаза сузились, холодно взглянув на девушку.

— Тварь мерзкая, — кричала она. — Чтобы тебя скособочило, чтоб ты прахом обернулся, чтоб у тебя там все поотсыхало, ненавижу!

Бешенство накрыло ее, и Белава, уже не задумываясь о последствиях, врезала кулаком «богу» в челюсть, тут же затрясла рукой и разразилась такой отборной бранью, что он даже опешил. Однако, рвать на ней платье перестал и, взвалив на плечо, оказался в узилище, собираясь оставить тут беснующуюся чародейку. Она извернулась и вцепилась ногтями ему в лицо. Благомил вскрикнул и невольно выпустил Белаву. Она шмякнулась на пол, тут же вскочила и бросилась в новую атаку, нанося удары руками и ногами куда придется. Он некоторое время закрывался от разъяренной девки, наконец, не выдержал и дал пощечину. Девушка некоторое время хлопала глазами, держась за горящую щеку, потом села на деревянный лежак, посмотрела на него с застывшей насмешкой в глазах.

— Ты всегда будешь чужой, Благомил, — заговорила она. — Ты не нашел места в своем мире, не найдешь его и в моем. Ты никому не нужен. Никто и никогда не будет любить тебя.

— Что? — он быстро подошел к ней и навис сверху.

— Ты лишний в этом мире, Благомил. Ты наше зло, от которого однажды избавятся. Ты ждешь моей любви? Ее не будет, я никогда не полюблю тебя. Мне неприятно, когда ты трогаешь меня. Мне все противно, что ты делаешь. И когда ты целуешь меня, меня трясет от отвращения, а твои…