Юлия Григорьева - Семиречье [трилогия - СИ]

— Замри, — крикнул он, щелкнув пальцами, и тысячник остановился, беспомощно глядя перед собой. — Да что с вами делать? — выругался он.

— Вязать их надо, — отозвался, неизвестно откуда вынырнувший Лихой. — Что этот злодей еще задумал? — разбойник напряженно следил за тем, как «бог» поднял руку.

И тут взметнулась река, поднявшись высокой стеной над лагерем, закрыв от людей мужчину и вскрикнувшую девушку. Стена воды обвалилась и понеслась, ревя и пенясь по лагерю, сметая все на своем пути. И люди дрогнули, с криками бросившись в разные стороны. Дарей закрыл глаза, когда ревущий поток почти добрался до них, понимая, что ему нечего противопоставить страшной стихии. Но вода внезапно остановилась, повинуясь взметнувшейся руке альва. Тут же подбежали чародеи, обладающие силой воды и, объединившись, погнали реку обратно, оставляя на мокрой земле бьюхищся рыб и русалку, с мольбой, смотрящую на людей. Кто-то подхватил ее на руки.

— Что он с ней делает? — тихо зарычал Радмир, который так и не отвел взгляда от мужчины в белых одеждах и девушки, упавшей на колени. — Он же ломает мою гордую лебедушку!

Раздался протяжный стон Ярополка, вынужденного смотреть на «бога», целующего девушку. Дарей снял сдерживающее его заклинание, дав возможность двигаться, но тысячник вновь замер, когда над станом пронесся голос мужчины в белых одеждах.

— Странник, она моя! — и полный торжества смех.

— Ненавижу, — прошипел Радмир и наконец вырвался из рук товарищей, бросившись к берегу.

Сверкнула вспышка, и Благомил исчез, унося бесчувственную девушку. И лагерь пришел в движение, поднялся гул нескольких тысяч голосов. Оживление постепенно перешло в подавленное молчание.

— Нам его не победить, — сказал кто-то, и на него зашикали.

Из шатра вышла Всемила, которая проспала все это время. По ее недоброму взгляду на Милятина, Дарей понял, что тот удерживал женщину в состоянии сна. Она осмотрелась и охнула.

— Что тут было? — потрясенно спросила она.

Ей не ответили сразу, занятые погибшими и раненными. К шатру Милятина вновь потянулись старшие в своих дружинах. Чародеи сбивались группками обсуждая мощь «бога». Дарей пошел за Радмиром, и нашел того сидящим на берегу. Что он мог сказать товарищу? Ничего. И потому просто положил руку на плечо.

— Я никогда ее больше не увижу? — спросил воин и взглянул на Дарея.

— Возможно, мы все никогда больше не увидим тех, кто нам дорог. Скоро он вернется, чувствую. — ответил чародей. — Все гораздо хуже, чем я думал. Я не уверен, что мы справимся.

Радмир отвернулся и опять посмотрел на то место, где недавно стояли мужчина и девушка. Потом поднялся и пошел обратно в стан семиреченцев.

— Еще поборемся, — сказал он чародею, и тот согласно кивнул.

Когда они вернулись в шатер Милятина, тот сжимал в руках грамоту, читая ее. Он посмотрел на вошедших, окинул взглядом остальных собравшихся и начал читать вслух: «Ну, что, дорогие мои, наше знакомство будем считать состоявшимся. Явление народу меня и моей невесты, полагаю, не осталось не замеченным. Далее у вас есть два пути. Первый: вы признаете во мне всемогущего бога и расходитесь по домам, оставив мне в жертву воина-странника Радмира, чародея Дарея, разбойную морду Лихого и любого из альвов. Второй: завтра на рассвете мое войско схлестнется с вами. Как понимаете, я буду лично присутствовать на столь эпохальном событии. То, что вы видели сегодня, всего лишь капля в море моего могущества. Вам со мной не справится, мои дорогие, потому предлагаю выбрать первый путь. О принятом решении сообщить немедленно в этой же грамоте».

— Что думаете? — Милятин окинул взглядом собравшихся.

— А что тут думать? — сказал за всех белоградский воевода Велеба. — Биться будем. Кто думает иначе, может покинуть чертоги нашего стана, винить не будем. Кто не согласен?

Не согласных не нашлось, как и желающих уйти. Никто не хотел склонять головы перед самозваным богом и все видели погибших и раненных товарищей и речных жителей, ставших случайными жертвами взбалмошной выходки Благомила. Трех русалок нашли мертвыми, вода вынесла их на составленные копья, множество рыб то и дело попадало под ноги людям, застывшими трупиками с выпученными глазами.

— Быть по сему, — кивнул Милятин и быстро начертал ответ. — «Ждем тебя с твоим войском на рассвете».

Буквы тут же исчезли, но вскоре проявились новые: «Глупость должна быть наказана. Жалеть никого не буду». И пергамент вспыхнул, в мгновение превращаясь в горстку пепла.