Юлия Григорьева - Семиречье [трилогия - СИ]

— Этот дурацкий бог… — она вдруг скривилась. — Он явился несколько лет назад, может десять, может чуть меньше. Я тогда убиралась в покоях, это уж после меня взяли в кухарки. Так вот, он явился к царю и предложил возвеличить его. Благомил не такой как мы, совсем другой. Говорит как-то иначе, выглядит иначе, особенно глаза, будто зеленоватая вода. Царь тогда посмеялся над пришлым, но тот не смирился. Уж не знаю как, но он добился того, что стал первым советником при нашем Краснославе. Царь Благомилу только что в рот не смотрел. Пришлый жил в большом тереме недалеко от дворца. Перед ним все трепетали. Стоило ему взглянуть на тебя, и ноги подгибались, такая дрожь шла по телу. Будто… будто жизнь уходила. Я аж холодела вся. — мужчины с сомнением переглянулись, но перебивать не стали, и Гремила продолжила. — Потом первый советник стал единственным, кого царь принимал ежедневно, всех остальных звал только чтобы издать новый указ. Народу Краснослав показывался еще о прошлом годе, но уж почитай месяца два его вообще никто не видел. Меня вскоре убрали из двора, что там происходило дальше, я не знаю. А Благомил поселился в этой страшной махине. Зайти туда нельзя, дверей нет.

— А как же воины, которых царь призвал? — вмешался Лихой.

— Соколик мой любопытный, — она растянула губы в ласковом оскале. — Там стена тает, когда надо кого-то запустить или выпустить. Иначе внутрь не попадешь.

— Неужели никак не проникнуть? — в голосе Радмира появилась нотка отчаяния.

— Никак, — подтвердила Гремила. — Но к царю Благомил приходил, не открывая свою махину.

— Любопытно, — задумчиво произнес чародей. — А откуда он взялся в Полянии, даже никаких толков не ходило?

— Только когда стали менять волхвов, начали говорить, что он пришел со далеких звезд, чтобы изменить наш мир. Но однажды я слышала, как шептался прежний первый советник с начальником стражи, что Благомил явился из Семиречья. Вскоре их обоих нашли мертвыми, а я смолчала, что нечаянно их разговор подслушала, убираясь в соседних покоях.

— Из Семиречья? — вновь заговорил Дарей. — Ну, это уже что-то… Гремила, а заметила ли ты, как поменялись ваши войны?

— А кто ж не заметил, — хмыкнула она. — Вот был у меня дружок, стражник Звяга. Ходил ко мне, подарочки дарил. Веселый был, жуть. А однажды иду, а он подле дворца стоит. Я ему подмигиваю, а он будто не признал, даже не ответил. Ну, я и осерчала, — мужчины тихо усмехнулись. — Подхожу к нему, руки в бока уперла. Думаю, сейчас встряхну его, а тут Звяга на меня глаза поднял, а они пустые… дохлые. Тут-то меня страх и разобрал. С тех пор ни разу не слышала, чтобы он засмеялся. А ведь такой смех у него был замечательный, я всегда тоже начинала смеяться, даже если злилась. Не ревнуй, мой соколик, — женщина вдруг обернулась к атаману, и тот вздрогнул. — Я тебя лишь люблю, — мужчина гулко сглотнул и побледнел. — А потом я стала замечать, что и все изменились. Не только стража. Если бы меня не прогнали, я бы сама ушла. Уж больно жутко стало там находиться.

Она замолчала, и мужчины не стали нарушать это молчание. Путники прошли несколько развилок и приблизились к небольшой деревянной двери. Гремила приоткрыла ее, заглянула внутрь и уверенно шагнула, поманив за собой своих спутников.

Белава сидела в просторных покоях, уныло глядя на красивое зеленое платье, лежавшее на широкой постели. После ее попытки затеять скандал, Благомил растворился в воздухе, а она оказалась в этих самых покоях. Не так давно к ней явился бесплотный дух пожилой женщины и сообщил, что великий будет ожидать ее на ужин, а потом появилось это дурацкое платье, причем, не одеть его она не могла. Злобно пыхтящую девушку вымыли в каком-то необычайно большом корыте на ножках, предварительно лишив одежды, тем же простым способом, она просто исчезла с тела. Неприятным открытием стало и то, что альвийское заклинание более не откликалось. И вот теперь она сидела, замотанная в широкое белоснежное полотно, и все тот же бесплотный дух расчесывала ей волосы, сразу подсушивая. Такой беспомощной чародейка себя не чувствовала никогда!

Сначала Белава злилась и пыталась воевать с призраками, окружавшими ее, но тем ее возмущения были безразличны, и девушка решила сберечь запал для Благомила. Наконец ее втиснули в платье, в странную узкую обувь на каблучках, в уши вдели изящные серьги и поставили перед зеркалом. Нельзя было сказать, что ей не понравилось свое отражение. Из зеркальной глади на нее смотрела невероятно красивая девушка в водопаде ничем не скрепленных каштановых волос. Платье мягко облегало фигуру, спадая на пол широкими складками. Она попробовала пройтись в необычной обувке, приноровилась и сказала вслух: