— Там что-то очень теплое! — В очках плеснуло синим — змея до-развернула свою ауру. — Чувствую корабль в воде.
Фффух! И туман мгновенно осел, давая разглядеть подходящую к причалам небольшую джонку. Небольшую в том смысле, что она была не намного больше стандартного «речного трамвая», днем ходивших по озеру между Оцу, Такамией, Такасимой и несколькими более мелкими населенными пунктами. Свет фонарей должен был бы неминуемо исказить цвет бортов, но те сами как будто сияли малиновым…
— Сколько понтов, знаешь ли! — Тихий голос змеи, диссонирующий с мистическим зрелищем немедленно разрушил картину: осталась большая деревянная парусная лодка (китайская!) с вроде бы-алыми парусами, темной, чуть истертой древесиной корпуса. Правда, знаки Храма Огня на парусах и на носу продолжали свое видимое даже обычным зрением красноватое свечение… А еще вдруг пропала особенная ватная тишина, что и придавала зрелищу причаливающего судна вид некой таинственной мистерии. Сидзука фыркнула, и плеснувшая вода в одно мгновение притерла корабль к пирсу, затормозив не хуже причальных линей. Впрочем, команда в лице двух матросов невозмутимо (хотя на нашу группу они так и косили глазами — к слову недостаточно раскосыми что бы получалось незаметно) накинула причальные концы на кнехты и натянула тросы. С борта джонки были перекинуты короткие сходни — и сразу же началась та суета, что всегда бывает при выходе из поезда дальнего следования или высадке с корабля: самолеты эти проблемы обходят исключительно из-за того, что багаж выдается владельцам уже в аэропорту. Прибывших встречали — заранее согласовали списки и подготовили жилье. Делегация была заметно меньше русской, однако прибыла удивительно четко — на следующий день (точнее, ночь) после первой. Как будто специально ждали, пока северные соседи сделают свой ход… хотя почему «как будто»? Зато «багажа» было заметно больше — и многие негабаритные ящики, контейнеры и упаковки темнели в свете фонарей темно-зеленой армейской краской, на которой частенько были видны не затертые отметки принадлежности, совсем не оставлявшие места для двойного толкования. Опасный в том числе и внешним видом груз быстро перемещался с набережной в кузова двух подогнанных машин…
— Вот они! — Куросакура незаметно сжала мою руку у запястья. — Тайцкун-доно — это вон та «старушка».
Могла бы и не объяснять — полыхающая пламенными языками аура не давала усомниться в том, кто тут «самая важная птица». Впрочем, аякаси явно сдерживалась, выставляя напоказ лишь малую толику своей силы — но и она внушала. Так — просто что-то вроде визитной карточки: после перемещения целого корабля вместе с грузом понты особо были и не нужны. Я и вся моя свита низко поклонилась — вне зависимости от ранга силы это древнее существо внушало уважение и само по себе, и не тупой силой — возраст, по сравнению с которым мы все здесь бабочки-однодневки и волей-неволей набранная мудрость. Что-то подобное должен был внушать «дедушка» Нурарихен — но древний аякаси предпочитал неформальную, скажем так, атмосферу.
Китайская делегация ответила синхронным уважительным поклоном: по счастью для нас, правило «на земле хозяина следуй хозяйским правилам» дало возможность не заморачиваться спешным заучиванием китайской версии этикета — что-то мне подсказывает, что даже при всем нашем старании невольная пародия вышла бы на редкость убогой.
— Приветствую Вас в вотчине Клана Амакава, госпожа! — Я вышел вперед и поклонился еще раз.
— Мира и тепла этой осененной земле. — На миг в сведенных «лодочкой» руках жрицы полыхнул яркий лепесток пламени. Храмовое благословение: представитель храма показывала, что говорит не от себя — от всего своего «дома». Это самовластный князек-феодал вроде главы приравненного к самурайскому статусу Клана экзорцистов мог говорить за всех в лице себя. — Рада приветствовать того, кто решил пойти нелегкой дорогой мира в наши времена.
— Мир дает надежду, война — ее отнимает. — Процитировал я соотечественника китаянки. — Недостойно мне гордиться только лишь путем — который, к тому же, не обошелся без оружия.
Тайцкун вместе со мной покосилась в сторону ящиков — погрузка все еще продолжалась — и чуть заметно кивнула.
— Скромность украшает и ничтожных и великих: приятно видеть столь мудрое суждение в столь юном возрасте. — Японский в ее устах был несколько тяжеловесен, но говорила пожилая женщина безупречно-правильно. Смени она церемониальное одеяние на кимоно и гэта — никто от японской чопорной бабушки из знатного рода не отличит. — Но и то, что мы говорим сейчас — не отблеск ли уже достигнутого?
Читать дальше