Александр Михайловский - Афинский синдром

По плетенке, раскинутой на вертолетной площадке, к нам подошел командир крейсера капитан 1-го ранга Остапенко. Видимо уже предупрежденный адмиралом о составе делегации, он подошел к цесаревичу, козырнул ему, а потом протянул руку для приветствия. — Господин полковник, пройдемте со мной в отведенные вам каюты. Крейсер к походу готов, и через несколько минут мы снимемся с якоря.

Адъютант Цесаревича, Сергей Шереметьев, бережно извлек из большого саквояжа аккуратно сложенный шелковый вымпел, который должен означать, что на борту «Москвы» путешествует наследник российского престола и передал его командиру крейсера. Морской церемониал незыблем во все времена, и уже через десять минут вымпел весело трепыхался под игривым напором легкого ветерка на грот-стеньге.

Когда церемониал был окончен, рассыльный матрос повел нас по палубе корабля. Мы услышали шум выбираемого якоря, потом зашумели где-то внизу турбины, палуба слегка завибрировала, и видневшийся вдалеке берег острова Лемнос стал медленно удаляться. Спустившись по трапу на нижнюю палубу, мы подошли к дверям офицерских кают. Две из них, рассчитанные на двух человек, и станут нашим домом на ближайшие сутки. Цесаревич со своим адъютантом Сергеем Шереметевым расположился в одной, а я с герцогом Сергеем Лейхтенбергским — в другой. Казачков, слегка растерявшихся в незнакомой для них обстановке, рассыльный повел в матросский кубрик, отведенный для прикомандированных к кораблю морских пехотинцев. — С этими, не забалуют даже такие задиры, как донцы, — пояснил я герцогу Лейхтенбергскому.

Герцог, несмотря на его пышный заграничный титул, оказался веселым и общительным молодым человеком. Оглядев по-спартански обставленную каюту, он сказал, что это для него весьма и весьма роскошная обстановка. Оказывается, его мать, великая княгиня Мария Николаевна придерживалась в воспитании методов своего отца, императора Николая I. — Мы спали всегда на походных кроватях, а летом на тюфяках, набитых сеном, и покрывались одним тонким пикейным одеялом, — сказал герцог, в его голосе чувствовалась грусть по давно ушедшему детству.

Вскоре командир крейсера через рассыльного, пригласил нас на ужин. За столом в кают-компании офицеры крейсера украдкой бросали на цесаревича любопытные взгляды. Но их тоже можно понять, перед ними была живая история — наследник российского престола, будущий царь Александр Миротворец! Но сам Александр Александрович, по всей видимости, привыкший к вниманию, которое вызывала его фигура, сидя за столом, спокойно вкушал макароны по-флотски, запивая их витаминизированным компотом из сухофруктов. В еде, как я помнил по воспоминаниям его современников, цесаревич не был привередлив.

Приняв пищу, мы вышли на палубу. Остров Лемнос давно уже скрылся за горизонтом. Незаметно наступила южная ночь. Мы с моими спутниками спустились на нижнюю палубу и разошлись по каютам. Перед сном мы немного поболтали с Сергеем Лейхтенбергским, пришлось некоторым образом удовлетворить острый приступ любопытства, образовавшийся у молодого человека. Будущее он представлял себе по романам щелкопера Фаддея Булгарина, который лет сорок назад был плодовитее нашей Донцовой. Пришлось аккуратно его в этом отношении перепросвещать.

Ранним утром, на самом рассвете, мы были уже на подходе к Пирею. Встречные корабли — в основном греческие рыбацкие каики, почтительно уступали путь огромному кораблю под андреевским флагом. С идущего контркурсом небольшого итальянского пассажирского парохода на нас с любопытством уставился стоящий на мостике капитан и несколько палубных матросов. Пассажиров видно не было, наверное, они еще не проснулись.

Пройдя мимо острова Эгина, мы увидели на горизонте берег континентальной Греции. Я знал, что «Москва» уже не раз в нашей истории заходила с визитом вежливости в Пирей. Поэтому как я понял, сложности с заходом в гавань у командира крейсера быть не должно. Впрочем, надо сделать поправку на время — в этой реальности Пирей выглядел совсем по-другому. С другой стороны рельеф морского дна совершенно не изменился, а ведь именно это важнее всего для моряков.

Бросив взгляд на гавань, я увидел целый лес мачт. В это время даже пароходы еще несли полное парусное вооружение. В основном это были торговые корабли под флагами Греции, Италии, Австро-Венгрии, Франции, Испании и даже Турции… В общем, как писал поэт — все флаги будут в гости к нам, то есть к ним, к грекам. Кроме мирных «купцов» в гавани Пирея стояли на якоре два военных парусно-винтовых корабля. Над одним из них развевался андреевский флаг, над другим — «Юнион Джек». При ближайшем рассмотрении, русский корабль оказался трехмачтовым корветом «Аскольд» из эскадры контр-адмирала Бутакова, недавно отозванной из Средиземного моря. Ему оппонировал британский корвет «Эктив». Это были стационеры, несшие службу в неспокойном регионе, где войны еще не было, но она могла начаться буквально с минуты на минуту. Так сказать овеществленное противостояние самых мощных империй, морской и континентальной.