Люк Скалл - Грозный отряд

— Я вовсе не ожидал, — начал Реми, но Тимерус прервал его, подняв руку:

— Для того чтобы соблюсти приличия и представить Реми как заслуживающего доверия перебежчика, было необходимо, чтобы все, связанные с бунтовщиками, умерли. Я поручил Верховному Манипулятору выполнить приказ. Судя по скрипу твоих зубов, это откровение вызвало недовольство. Что ж, молодой человек, кем-то пришлось пожертвовать.

Кем-то пришлось пожертвовать. Пальцы Коула потянулись к эфесу Проклятия Мага.

— В любом случае Гарретт умирал, — сказал Реми. — У него были симптомы пневмокониоза на ранней стадии.

— Если не можешь взять город силой, сокруши его экономику. Отравление городских купцов началось в прошлом году. — Тимерус умолк на минуту и осмотрел свои ногти. — Пневмокониоз — самое могущественное творение, которое невозможно обнаружить, к тому же невероятно разнообразное. Он может убить за несколько минут, как блестяще показало происшествие в зале Большого Совета, или за год, в зависимости от уровня концентрации. Что ж, кончина маршала Халендорфа была спланирована безупречно.

— Кстати, — сказал Реми. — Полагаю, яд попал в Уорренз. Последнее время поумирали многие городские беспризорники.

Тимерус пожал плечами.

— Пока все происходит в ограниченном пространстве, не вижу повода для беспокойства. На самом деле, это, вероятно, к лучшему. Как я понимаю, Белая Госпожа не склонна терпеть всякие отбросы. В ближайшем будущем мы начнем более тщательную операцию по зачистке города.

Коул услышал достаточно. Обнажив Проклятие Мага, он пошел на Реми.

— Ты — вероломный ублюдок! — крикнул он. — Ты убил их всех! Людей, которых знал многие годы! Мою семью! — Он поднял светящийся клинок и внезапно обнаружил, что стоит лицом к лицу с бледной женщиной. Она возвышалась над ним угрожающе близко, преградив ему путь.

Реми покачал головой.

— Не будь идиотом, парень. Ты же вовсе не хочешь этого делать.

Коул плюнул ему в лицо.

Озабоченное лицо лекаря исказилось злобой.

— Семья? — презрительно усмехнулся он. — Саша была единственной, кто когда-либо говорил о тебе хорошо. Даже Гарретт считал тебя безнадежным.

— Он любил меня! — крикнул в ответ Коул.

— Ты просто идиот, которого ввели в заблуждение. Думаешь, Гарретт стал богатым, проявляя сентиментальность? Он был торгашом. Он взял тебя из-за Проклятия Мага. Вся эта болтовня о твоем отце и о тебе как о большой надежде — все это чушь собачья. Ты был вложением капитала. И ничем больше.

— Ты — лживый ублюдок, — начал Коул, и его голос сорвался.

Реми неожиданно рассмеялся жидким, гнусавым смехом, в котором тем не менее явственно ощущалось презрение.

— Единственный ублюдок здесь — это ты. Если у Гарретта когда-либо и был сын, то это Саша. А как я слышал, у нее между ног столько членов побывало, что тебе и не снилось.

После этих слов наступила тишина, но через минуту начал посмеиваться генерал Золта, его резкое уханье завело остальных. Неожиданно Коулу показалось, что все вокруг смеются над ним. Реми зашелся таким неудержимым хохотом, что с подбородка потекли слюни. Даже Тимеруса это, похоже, позабавило.

Коула затрясло. Он затравленно озирался на все эти лица, насмехающиеся над ним, показывающие ему истинную его суть. Он повернулся и побежал, а гогот, несущийся вдогонку, пронзал его, как кинжал.

Салазара, тирана Сонливии, возможно, самого могущественного из всех живших когда-либо чародеев, разметало по всему внутреннему двору Обелиска, и выглядело это так, словно нагадила гигантская птица.

Эремул в конце концов оторвал взгляд от смачного месива и уставился на темнеющий за оградой двора город. Тимерус и его мерзкий прихвостень вышли из Обелиска в квартал Знати час назад. К его крайнему изумлению, их сопровождала одна из странных служительниц Белой Госпожи. Лицо главного магистрата было невыносимо самодовольным. Эремул тут же сообразил, что он, должно быть, все время плел заговор против Салазара. Полумаг явно недооценивал этого парня.

Он снова перевел взгляд на останки лорда-мага. Странное это зрелище: человек, которого он так долго ненавидел, пришел к такому впечатляюще отвратительному концу. Теперь, когда первоначальный наплыв эйфории прошел, у него в груди возникло неприятное ощущение, и, немного поразмыслив, он осознал, что это.

Пустота.

«Тот, кто живет лишь ради мести, осужден собственной горькой победой».