Джин Вулф - Воин тумана (сборник)

Я помню, что вчера ночью долго писал, однако подробности уже успели исчезнуть из моей памяти. Надеюсь, что ничего не выдумываю, когда пишу.

Мне очень важно знать правду – слишком быстро мои записи становятся единственным моим ориентиром в окружающем мире.

Спать я лег очень поздно, но тем не менее не поленился аккуратно свернуть этот прекрасный папирус и связать его тесемками. Разбудил меня один из илотов; он сидел рядом со мной, скрестив ноги, и тряс за плечо.

– Помнишь меня? – спросил он.

Я сказал, что нет.

– Я Кердон. Это я позволил тебе сойти с дороги, когда ты увидел… Ну, кого? – Он выжидающе посмотрел на меня.

– Я устал, – сказал я. – И очень хочу спать.

– Между прочим, я ведь могу и побить тебя. Или, может, тебя ни разу в жизни по-настоящему не били?

– Не помню.

Гневное выражение исчезло с его лица, хотя выглядел он по-прежнему мрачноватым.

– Это верно, – вздохнул он. – Ты действительно ничего не помнишь. Тот поэт нам рассказывал о тебе. А ты хоть помнишь, кого видел при дороге, в тени виноградных лоз?

Ничего я не помнил, но только что прочитанного еще не забыл.

– Какого-то толстого чернокожего старика, кажется.

– Бога! – прошептал Кердон, благоговейно воздев очи к небесам, где сияли мириады звезд. – Я, например, раньше никогда богов не видел. И никогда даже знаком не был с человеком, который бы видел хоть одного из них. Духов – да, многие их видели, но не богов.

– Тогда почему же ты так уверен, что это был бог? – спросил я.

– Мы все танцевали. И я тоже – я не мог устоять на месте. О, это был настоящий бог! Но ты увидел его, когда никто из нас его еще увидеть не мог. А потом ты его коснулся, и мы тоже его увидели. Все это могут подтвердить.

Рядом со мной тихонько зашипела та женщина-змея. Она старалась держаться подальше от огня, однако языки пламени отражались в ее зеленых, точно изумруды, глазах, настойчиво требовавших: "Отдай его мне!" Я слышал, как шуршит ее чешуя – точно из ножен то вынимали, то вкладывали обратно кинжал, – когда она нетерпеливо елозила по молодой траве.

– Нет, – сказал я.

– Да что ты, все помнят! – настаивал Кердон. – Сам-то я видел его так же хорошо, как тебя сейчас. Вот только выглядел он не как обычный человек.

– Нет, – снова сказал я женщине-змее, и глаза мои сами собой закрылись от усталости.

– Ты знаешь, кто такая Великая Мать-богиня?

Я снова открыл глаза и, поскольку лежал на животе, подпер голову руками, чтобы снова не уснуть. Я видел ноги Кердона и примятую траву, казавшуюся в свете костра черной.

– Нет, не знаю, – сказал я и прибавил:

– Хотя где-то я о ней, кажется, слышал.

– Спартанцы называют нас рабами, однако были и мы некогда свободны.

Многие из нас служили гребцами на галерах Миноса, однако делали это за деньги и во имя его славы, которую делили с ним.

Кердон, и без того говоривший шепотом, теперь совсем понизил голос, и я с трудом мог его расслышать, хотя он почти касался губами моего уха.

– Мы поклонялись тогда Великой Матери-богине [43] Кердон имеет в виду Гею, которую он отчасти отождествляет с Деметрой. и теперь остаемся ее верными почитателями. Считается, что ее сместил Громовержец. Он силой овладел ею, и такова была его мощь, что она родила ему две Пятерни – пять мальчиков и пять девочек. И все же она ненавидит его, хотя он одаривает ее ливнями и расщепляет молниями ее дубы, демонстрируя свою силу. Спартанцы говорят, правда, что дубы принадлежат Громовержцу, однако этого быть не может. Если б они были его, разве он стал бы их ломать?

– Не знаю, – сказал я. – Возможно.

– Все деревья принадлежат ей, – прошептал Кердон. – Ей одной. Именно поэтому спартанцы заставляют нас срубать их, выкорчевывать пни и распахивать поля. Весь Лакедемон был покрыт дубами и соснами, пока мы были свободны. А теперь спартанцы утверждают, что не только Спартой, но и всем Пелопоннесом правит Охотница, потому что она любимая дочь Громовержца, и требуют, чтобы мы забыли о Великой Матери-богине. Но мы ее не забываем. И никогда не забудем.

Я попытался кивнуть, но голова была точно свинцом налита.

– Да, мы считались их рабами, но теперь нам пришлось стать воинами. Ты ведь видел мои дротики и пращу?

Я не мог припомнить, но сказал, что да, видел.

– Еще год назад они бы просто убили меня, если б только я до кого-то из них дотронулся. Только они имели право носить оружие, и все арсеналы тщательно ими охранялись. Но потом пришли войска Великого царя, и мы понадобились спартанцам в качестве воинов. А разве можно заставить воинов оставаться рабами? Грядет восстание!