Джордж Мартин - Игра престолов. Битва королей

– Оставь их, Ходор, – пришлось сказать Брану. – Неси меня в спальню.

Ходор внес его по винтовой лестнице на башню и стал на колени перед одним из железных брусьев, вбитых Миккеном в стену. Бран, цепляясь за них, перебрался на кровать, и Ходор снял с него сапоги и бриджи.

– Ты можешь вернуться на праздник, только не докучай Джозету и той женщине, – сказал мальчик.

– Ходор, – ответил конюх, кивая.

Бран задул свечу у постели, и тьма покрыла его, как мягкое, знакомое одеяло. Сквозь ставни окна слабо доносилась музыка.

Мальчику вдруг вспомнились слова, которые когда-то давно сказал ему отец. Бран тогда спросил лорда Эддарда, правда ли, что в Королевской Гвардии служат самые достойные рыцари Семи Королевств. «Теперь уж нет, – ответил отец, – но когда-то они и верно были чудом, блистательным уроком миру». «А кто из них был самый лучший?» «Лучшим рыцарем, которого я знал, был сир Эртур Дейн, клинок которого звался Меч Зари и был выкован из сердца упавшей на землю звезды. Он убил бы меня, если б не Хоуленд Рид». Сказав это, отец опечалился и замолчал. Теперь Бран жалел, что не расспросил его получше.

Когда он ложился, голова его была полна рыцарей в блестящих доспехах, которые сражались мечами, сияющими, как звезды, но во сне снова оказался в богороще. Запах кухни и Великого Чертога были так сильны, словно он и не уходил. Он крался под деревьями вместе с братом. Буйная ночь полнилась воем играющей человеческой стаи. Эти звуки вселяли в него беспокойство. Ему хотелось бегать, охотиться, хотелось…

Лязг железа заставил его насторожить уши. Брат тоже услышал, и они ринулись сквозь подлесок на этот звук. Перепрыгнув через стоячую воду у подножия старого белого дерева, он уловил чужой запах – человечий дух с примесью кожи, земли и железа.

Чужие проникли в рощу на несколько ярдов, когда он настиг их – самка и молодой самец, и они не испугались, даже когда он показал им зубы. Брат грозно зарычал на них, но они и тогда не побежали.

– Вот они, – сказала самочка. «Мира», – шепнула какая-то часть его разума, часть памяти мальчика, спящего и видящего волчий сон. – Думал ли ты, что они окажутся такими большими?

– Они будут еще больше, когда вырастут совсем, – сказал молодой самец, глядя на них большими, зелеными, лишенными страха глазами. – Черный полон страха и ярости, но серый очень силен… он сам не знает, какой он сильный… чувствуешь ты это, сестра?

– Нет. – Она опустила руку на свой длинный бурый нож. – Будь осторожен, Жойен.

– Он меня не тронет. Не в этот день мне суждено умереть. – Самец подошел к ним, ничего не боясь, и протянул руку к его морде, коснувшись легко, как летний бриз. Но от прикосновения этих пальцев деревья исчезли и земля под ногами обратилась в дым и умчалась прочь – он вертелся в пустоте и падал, падал, падал…

Она спала среди зеленых холмов, и ей снилось, что Бран цел и невредим, Арья с Сансой держатся за руки, а Рикон, ее младенец, у ее груди. Робб, без короны, играл с деревянным мечом. Когда все они мирно уснули, ее в постели ждал улыбающийся Нед.

Какой это был сладкий сон, и как быстро он кончился. Жестокий рассвет пронзил ее своим кинжалом. Она проснулась измученная и одинокая, уставшая от езды, от разных недомоганий и от долга. «Заплакать бы сейчас – и чтобы кто-нибудь утешил. Я так устала быть сильной. Хочу хоть немножко побыть глупой и испуганной. Совсем немножко… один день… один час…»

Снаружи, за стенками шатра, уже суетились мужчины. Ржали лошади, Шадд жаловался на боль в спине, сир Вендел требовал свой лук. Провалиться бы им всем. Они люди славные и преданные, но она от них устала. Ее дети – вот кто был ей нужен сейчас. «Когда-нибудь непременно позволю себе не быть сильной», – пообещала она.

Но не сегодня. Сегодня не получится.

Она оделась, и собственные пальцы показались ей еще более неловкими, чем обычно. Что ж, надо быть благодарной и за то, что они хоть как-то ее слушаются. Тот кинжал был из валирийской стали, а валирийская сталь жалит остро и глубоко. Стоило только посмотреть на шрамы, чтобы вспомнить.

Шадд помешивал овсянку в котелке, сир Вендел Мандерли натягивал лук.

– Здесь в траве много птицы, миледи, – сказал он, когда Кейтилин вышла. – Не угодно ли жареного перепела на завтрак?

– Довольно будет овсянки с хлебом. Перед нами еще много лиг, сир Вендел.

– Как прикажете, миледи. – Круглое лицо рыцаря выразило огорчение, моржовые усы разочарованно поникли. – Овсянка с хлебом – что может быть лучше! – Он был одним из самых толстых людей, известных Кейтилин, но при всем своем обжорстве оставался человеком чести.