Джордж Мартин - Игра престолов. Битва королей

– Старый Медведь отправил его разыскивать Уэймара Ройса, но он так и не вернулся, милорд.

– Старк слишком долго отсутствует, – сказал Йорен. – Он наверняка погиб.

– Мой дядя жив, – громко сказал Робб Старк, в его голосе послышался гнев. Он поднялся со скамьи и положил руку на рукоять меча. – Вы слышите меня? Мой дядя жив! – Голос его прозвенел между каменных стен, и Бран неожиданно испугался.

Старый, пропахший кислятиной Йорен, не смущаясь, поглядел на Робба.

– Как вам угодно, милорд, – проговорил он, обсасывая кусок мяса.

Самый молодой из черной братии неуютно поежился на своем месте.

– На Стене нет человека, который знал бы Зачарованный лес лучше Бенджена Старка. Он отыщет дорогу назад.

– Возможно, – отвечал Йорен. – Возможно, отыщет, а может быть, и нет. В этот лес, случалось, уходили весьма сведущие люди, но не возвращались обратно.

Бран вспомнил повесть старой Нэн об Иных и последнем герое, которого гнали сквозь ледяные леса мертвяки и пауки ростом с собаку. На миг он испугался, но наконец вспомнил, чем закончилась история.

– Дети помогут ему, – выпалил он. – Дети Леса!

Теон Грейджой расхохотался, а мейстер Лювин ответил:

– Бран, Дети Леса мертвы, они исчезли тысячелетие назад. От них остались только лики на деревьях.

– Здесь внизу [8]ваши слова, может, и верны, мейстер, – сказал Йорен. – Но наверху, за Стеной, кто может быть в чем-либо уверен? Наверху человек не всегда может сказать, что живет, а что уже умерло…

Той ночью, после того как тарелки были очищены, Робб сам унес Брана в постель. Серый Ветер шел первым, Лето последним. Робб был силен для своих лет, и хотя Бран весил не более чем узел с бельем, но на крутой и темной лестнице Робб успел запыхаться.

Он опустил Брана в постель, укрыл его одеялом и погасил свечу. Какое-то время Робб посидел возле него во тьме. Бран хотел заговорить с ним, но не знал, что сказать.

– Обещаю, мы подыщем для тебя лошадь, – шепнул наконец Робб.

– А они когда-нибудь вернутся? – спросил Бран.

– Да, – ответил Робб с такой надеждой в голосе, что Бран понял: это голос его брата, а не лорда Робба. – Мать скоро вернется домой. Быть может, мы сумеем верхом встретить ее. Правда, она удивится, увидев тебя на лошади. – Даже в темной комнате Бран ощущал улыбку брата. – Ну а потом мы сможем съездить на север, поглядеть на Стену. Мы даже не предупредим Джона о нашем приезде, просто нагрянем к нему однажды вдвоем. Вот будет приключение!

– Приключение, – повторил Бран с завистью. Он услышал короткое рыдание брата. В комнате было так темно, что он не мог видеть слез на лице Робба, и потому просто протянул руку. Пальцы их соединились.

– Смерть лорда Аррена глубоко опечалила всех нас, милорд, – проговорил великий мейстер. – И я буду рад поведать всем то, что знаю об этом. Садитесь же. Хотите подкрепиться? Быть может, вам угодно фиников? У меня есть великолепная хурма. Увы, вино теперь возмущает мое пищеварение, но я могу предложить вам чашу подслащенного медом мороженого молока. На такой жаре оно освежает.

Жара действительно угнетала. Нед ощущал, что шелковая рубашка липнет к его груди. Густой влажный воздух покрывал город, словно мокрое шерстяное одеяло. Возле реки царил беспорядок: беднота оставила свои жаркие, лишенные воздуха обиталища и устроилась спать у воды, где только и можно было вздохнуть.

– Это будет весьма любезно с вашей стороны, – отвечал Нед усаживаясь.

Большим и указательным пальцами Пицель приподнял крохотный серебряный колокольчик и негромко позвонил. Стройная молодая служанка торопливо вошла в солярий.

– Мороженого молока для королевской десницы и для меня самого; будь добра, деточка, сделай послаще.

Девушка отправилась за питьем, а великий мейстер сплел пальцы вместе и опустил ладони на чрево.

– Простонародье утверждает, что последний год лета всегда бывает самым жарким. Это далеко не так, однако порой народные поверья оказываются справедливыми. В подобные дни я завидую вам, северянам, привыкшим к летнему снегу. – Тяжелая, усыпанная драгоценными камнями цепь на шее старика мягко звякнула, когда он переменил позу. – Конечно, лето Мейекара было жарче этого и лишь немного короче. Даже в Цитадели находились дураки, предполагавшие, что пришло наконец великое лето, которое никогда не закончится, но на седьмой год вышел срок и ему, и после короткой осени на нас обрушилась жуткая долгая зима. Летняя жара была кошмарной. Старый город днями исходил по́том и варился в тени; он оживал только ночью, мы гуляли в садах возле реки и спорили о бегах. Я помню запах этих ночей, милорд, – духи и пот; помню дыни, лопавшиеся от спелости, персики и гранаты, ночные тени и лунный свет. Тогда я был молодым человеком, и цепь моя еще ковалась. Жара не утомляла меня так, как сейчас. – Тяжелые веки прикрывали глаза Пицеля, он казался почти уснувшим. – Извините меня, лорд Эддард. Вы явились сюда не для того, чтобы слушать дурацкие воспоминания о лете, закончившемся еще до рождения вашего отца. Простите старческую болтливость, если сумеете. Ум – словно меч: старый клинок рассыпается ржавчиной. А вот и молоко. – Служанка поставила между ними блюдо, и Пицель улыбнулся ей: – Милая девочка! – Он приподнял чашу, попробовал и кивнул. – Благодарю, можешь идти.