Татьяна Любушкина - В лабиринте миров

— Что-то сейчас я о таких деревнях не слышала.

Мне припомнилась унылая дорога, ведущая из Грязновки и ржавый указатель в чистом поле с обрывком надписи: «…кутово». Похоже, это всё, что осталось от богатой деревни.

— И не услышишь. Деревень не стало. Лебёдово — станция на железной дороге. Сторожка стрелочника, да дом, где его семья живёт. Только название от города и осталось. А всё оттого, что Грязновку пытались ликвидировать.

— Зачем?

— А никто в толк не мог взять, зачем деревня на болоте? Ни пашни, ни садов. А как объяснить, что деревня эта — форпост защитный? Кто слушать станет? Вот и сгубили деревню. Людей вывезли, поселили в городах, в бараках. Три семьи только и осталось: родители мои с братьями, Тамарина бабка, Тома совсем малой была и Вера с Настасьей. Вера тогда ещё женихалась, а Настасья только замуж вышла.

— За Ванюшу, — вставила бабка Настасья и уронила слезу. — Царствие ему небесное, на войне погиб.

— А моя мать?

— Эти уж после понаехали. Как болота осушили, местные деятели решили деревни возрождать, ссуды давали. Приехали люди… да толку чуть. Не поднять в Грязновке сельское хозяйство. Вот и пьют. Податься-то им больше некуда.

Я молчала, обдумывая услышанное, а бабка Вера захлопотала вокруг стола.

— Надо, девки, чайник поставить. У меня пряники есть и печенья… Женя, достань-ка в шкафчике.

Я отправилась на кухню и бабки тотчас взволнованно зажужжали, склонив над столом седые и крашеные головы. Конспираторы…

…Водка и закуска были убраны. На столе дышал паром электрический чайник. Стояли вазочки с конфетами, покупными пряниками и печеньями. Бабки чинно вытягивали губы трубочкой, остужая чай и осторожно пережёвывали конфеты вставными челюстями.

— Ну и как? Как вы собираетесь бороться с пришельцами из Бездны? Ведь вы собираетесь? Я правильно понимаю?

Старухи дружно хлебнули из чашек и… промолчали.

Наконец, бабка Вера поставила свою чашку на стол, медленно вытерла губы и нехотя произнесла.

— Ты, Женька, вот что. Ты ведь нам не чужая, можно сказать своя, Грязновская (старухи дружно закивали, соглашаясь с подругой). Поэтому скажем тебе, как есть: какая уж там битва? Только четверо нас старух и осталось. Бойня это будет, а не битва.

— А что за Веерные? Кто они? Могут помочь?

— Это нам бабки рассказывали. Нас ведь, тех, кого в Грязновку свезли, всё брали из крестьян. Но были и те, что и из дворянского сословия. Эти, понятное дело в Грязновке не жили, но пару раз наезжали, когда нечисть из Бездны уж и вовсе сильно наседала. Приезжали в каретах, надушенные, в кружевах и с веерами. Что бабы, что мужики. Оттого их и прозвали — Веерные. Да только где ж их сыскать? Про то только Николаша Сытин знал, а он давно в могиле.

— Понятно. Помощи не будет. Какой план?

— Известно какой — вызовем нечисть на бой. Встанем у края Бездны и будем воевать, пока не сгинем, — буднично объявила бабка Настасья.

— Как вызовем?

— У нас в подвале постзем сидит — самая что ни на есть сволота из Бездны. Кинем его труп в Бездну, тут нечисть и полезет.

— Убьём?

— А что смотреть на него?

— Постземы моих родителей во сне сгубили, — горько произнесла тётка Тамара. — Горло перегрызли. Мы с девчатами на сеновале спали, нас и не заметили. Помнишь, Вера?

— Да, — бабка Вера сурово помахала седой головой. — Такое не забудешь. Мы ещё детьми были, в избу зашли, а там кровь во все углы… так потом избу и сожгли. Никто в ней жить не захотел.

Я всё не решалась спросить, как же старухи ведут войну? Превращаются в Бэтманов? Пьют сок гамми-ягод? Как могут противостоять пожилые, толстые тётки полчищам чудовищ из Бездны?

Старухи сами подняли этот вопрос.

— Что же Женька, ты с нами или как?

— В смысле воевать?

Старухи рассмеялись.

— Ну, так уж сразу и воевать… сначала обряд надо пройти. Коли получится у тебя, так мы тебя обучим, коли нет, так забудь, всё о чём мы говорили — себе дороже. Ну, а ежели обряд пройдёшь и обучение впрок пойдёт, вот тогда и скажешь, пойдёшь ли ты людей от Бездны защищать.

— Ок, бабульки.

— Это как понимать? Согласна, что ли?

— Ну да.

Бабка Вера тяжело поднялась со стула и направилась на кухню.

— Ну, коли согласна, убирай со стола. Обряд вершить будем.

Посуду мне помогла убрать тётка Марья. Весёлую, в цветочек скатерть, заменили на чёрную с багряной бахромой. Погасили свет, зажгли свечи, словом создали необходимый антураж.

— А кровью надо расписываться? — шёпотом поинтересовалась я.