Андрэ Нортон - Грифон торжествует. Проклятие Зарстора

И эти колонны стали всего-навсего обычными тенями, когда я проходил мимо них быстрым твёрдым шагом. Несмотря на полную тишину, что-то нашёптывало в моей голове — крохотные бестелесные создания пытались пробить защитную оболочку вокруг моих мыслей и заполучить надо мной контроль.

А впереди свечение усиливалось. Излучение начало приобретать тёмно-синие тона, а затем постепенно засверкало серебристыми искорками костра.

И хотя я не ощущал, что ступаю по какому-либо покрытию, перемещался я с такой скоростью, с какой мчался бы бегун, стремящийся к своей цели. Волнение охватило меня, будто действительно я участвовал в каком-то забеге, и его финиш, хорошо это или плохо, находился прямо впереди.

Это светившееся пятно оказалось возвышением, развёрнутым в мою сторону. Насколько я мог видеть, всё это сооружение представляло собой звезду, расположенную на чём-то, что могло быть алтарём, высеченным из хрусталя — алтарём или гробницей, судя по очертаниям.

Я дошёл до острия звезды, и тут у меня на мгновение закружилась голова — я сначала качнулся вперёд от импульса, порождённого во мне, а затем назад, когда встретил сопротивление в самом воздухе. Возможно, это заграждение служило защитой для спящего внутри существа.

Оно не было ни человеком, ни птицей, но несло в себе и то, и другое, слитые воедино. Хотя, если всмотреться, это почти немыслимое сочетание казалось вполне естественным и правильным. Существо обладало лицом птицы — благодаря клювоподобному выросту, являвшемуся одновременно и носом, и ртом, и большими, сейчас закрытыми, птичьими глазами. Хохолок из перьев тянулся по голове до самых плеч. Однако ноги его были не птичьими — скорее широкими лапами, и можно было заметить кончики мощных когтей, которые наверняка должны втягиваться. А руки, наоборот, представляли собой птичьи лапки с когтями, соединёнными вместе у рукояти меча, вытащенного из ножен и тронутого течением времени. Лезвие его, казалось, было не сталью, а лучом света.

Несмотря на всё это чудовищем его назвать было нельзя. И внушал он скорее то же самое чувство благоговения, которое я испытывал, едва лишь появившись здесь, только более усиленное. Конечно, здесь лежал тот, кто в своё собственное время был намного величественнее любого, гордо именующего себя «человеком».

Почему меня призвали в это место, я не ведал, но был уверен в существовании зова. Шептания в моей голове становились всё более настойчивыми, их интенсивность возрастала, будто им не хватало времени для передачи какого-то послания, и они опасались, что их миссия закончится неудачей.

Я продолжал взирать на спящего. И всё больше и больше мне казалось, что что-то в нём напоминает грифона — символ моего Дома, который также носила заключённым в кристаллическом шаре Джойсан. Хотя ему и недоставало мощного тела, крыльев грифона, но что-то в его птичьем облике… голове с хохолком… лапах-ступнях… руках с клешнями — да, в них чувствовалось родство.

И эта мысль отворила двери шепчущим голосам, теперь я наконец разобрал невнятные звуки:

— Ландисл, Ландисл!

Я водил головой взад-вперёд, словно отгоняя назойливых мошек, чтобы не слышать их жужжания. Когда-то я уже слышал это имя — только вот где и когда?

Память прояснилась: я произносил это имя, когда противостоял чёрному колдовству моей матери и Роджера, однако тогда оно было слишком чуждо мне.

— Ландисл! — вновь промолвили мои губы…

А затем всё вокруг на мгновение охватил мрак, скрутивший и вывернувший моё тело, словно я был захвачен кем-то и выдернут из одной жизни в другую. Я открыл глаза и посмотрел на свет. Но это не было свечение помоста в форме звезды. Я снова и снова глупо мигал, полностью сбитый с толку… Там горел костёр, который был разожжён на настоящих сучьях этого реального мира…

Над моим телом стоял командир отряда, посланного Имгри. А за ним в раннем утреннем свете виднелись остальные. Я ощутил в себе волну ярости — впервые я так близко подошёл к пониманию, изучению… а этот болван разрушил сновидение — первое сновидение, в котором имелся какой-то смысл, в котором я мог что-то узнать!

Я никак не мог привыкнуть к виду деревьев, а не колонн… Костёр!.. На этот раз я мог вспомнить подробности пригрезившегося мне видения. И они были со мной, когда мы вскочили на лошадей и поскакали сквозь утренний туман, — яркие воспоминания о том месте.

Фактически во мне росла уверенность, что это не был обычный сон. Да-да, какая-то часть меня, которая могла мыслить и запоминать, была унесена в другое время — или другой мир — где всё ещё лежит на том возвышении тело человека-грифона, спящего либо мёртвого.