Инна Лёвина - Лунный Камень

Шли дни и недели, складываясь в месяцы и годы... Однажды утром вместо стражника в камеру вошли несколько человек, одетых в военную форму. Один из них, выйдя на полшага вперед, зачитал Марии приказ - ее освобождали от тюремного заключения, заменив его ссылкой в одно из ее далеких поместий. При ней могли находиться две служанки, горничная и садовник. Ей запрещалось покидать поместье, вести переписку, принимать кого бы то ни было у себя.

Мария провела в ссылке еще три года, ни с кем не переписываясь, никого не принимая. Это поместье, очень небольшое, было выбрано, видимо, потому что все оно (дом и парк с аллеями и опушками между высоких деревьев) было обнесено высокой оградой. Мария гуляла по парку, читала книги, которых было немало в домашней библиотеке, и понимала, что она если не счастлива, то спокойна...

Затем снова последовало смягчение условий, и переписка была разрешена - но письма должны были проходить цензуру, также было разрешено принимать гостей, которые должны были получать заранее специальное разрешение. Мария не прельстилась подобными послаблениями и жила по-прежнему, без переписки, без гостей...

В один из тусклых осенних дней Мария гуляла по парковым дорожкам. Парк - лучше сказать, маленький лесок, с одной главной аллеей и узкими тропинками, в нем росли не садовые, а лесные деревья и кустарник - лиственницы, ели, орешник... Ночью шел дождь, и сейчас с деревьев падали холодные капли, мокрая листва мягко оседала под ногами. Небо было серым, высоким, пустым, воздух - свежим, влажным и горьким. Пахло как в лесу - мокрыми листьями, даже как будто грибами...

Мария отчего-то вспомнила давний день, охоту на мелькавшую среди деревьев лисицу, дальние перекрикивания охотников, Крея, первым догнавшего добычу... Она остановилась перед небольшим прудом, в котором плавало несколько темно-серых, каких-то взъерошенных уток. Некоторое время она постояла, глядя на птиц, потом повернулась, чтобы уйти... Откуда-то сбоку, из небольшой, уходящей за деревья аллейки послышались неторопливые, немного тяжеловатые шаги. Мария повернулась, вглядываясь. Кто это может быть? По звуку шагов она поняла - это кто-то чужой, не из тех, кто постоянно живет в усадьбе. И все же, ей казалось, она узнает эти шаги. Раньше этот человек ходил чуть быстрее, ступал не так тяжело, и все же... все же...

Мария сделала несколько шагов навстречу. Она столько лет почти ни с кем не говорила, почти никого не видела. А его она не видела восемнадцать лет... Утром, ненадолго остановившись перед зеркалом, она бездумно посмотрела на грустное лицо с морщинками около глаз, седину в рыжих волосах - но сейчас она печально подумала, что хотя звук этих шагов и запах леса возвращает ее на много лет назад, но прошлого не вернешь, ни очарования молодости, ни жажды жизни... Крей вышел к ней из-за деревьев.

Он постарел, голова его была почти седой, ступал он почти грузно. Но посмотрев на него, Мария подумала, что в одном он совершенно не изменился. Прежний уверенный взгляд, то же выражение лица... Какое это удивительное чудо, подумалось ей, когда душа остается неизменной, чистой, сильной и цельной в этом меняющем и меняющем нас мире, в котором опору можно найти только в самом себе...

Крей подошел к ней, поклонился, сняв шляпу, и молча посмотрел ей в лицо. "О чем же мы будем говорить," - внезапно подумала Мария, и ей стало страшно, потому что сейчас должен был последовать разговор о том, как он приехал сюда, как и у кого получил разрешение...далее о ее здоровье... а дальше оставалось поговорить о погоде и о том, что после дождя можно промочить ноги и пора возвращаться домой... Лучше никогда его не видеть, чем говорить с ним ни о чем, это хуже, чем если бы он умер сейчас на ее глазах...что может быть ужаснее, чем вести светскую беседу с тем, без кого ты не можешь жить... Нет, она так не сможет, у нее просто разорвется сердце. Они продолжали стоять молча, не говоря друг другу ни слова. Надо разорвать это душащее их кольцо молчания... Мария посмотрела на Крея:

-Почему ты ушел тогда, восемнадцать лет назад?

Крей помедлил, потом произнес:

-Гордость, долг, сомнения. Я не мог быть фаворитом королевы, когда в родовом поместье меня ждала жена и дети. Было унизительно принимать милости, возвышения, награды. Я всегда шел наверх, но не за счет женщин. Я не хотел быть зависим и не хотел, чтобы ты указала когда -нибудь мне на дверь ради другого .Ты была молода, в тебе кипела жизнь, любовь, сила...я был старше, я прожил и пережил все это . Теперь...я уже стар. Я овдовел полгода назад.