Андрей Прусаков - Оружие Древних

— Идем отсюда, скорей! — произнес эльд, и братья быстро исчезли в переулке.

Улнар сжимал подарок оданессы и думал о ребенке. Своем ребенке, которого он никогда не увидит, потому что… Великий Игнир, да почему же?

— Твой сын будет править Арниром, — улыбаясь, произнес Маррод, — знаешь, Улнар, такой подвиг не по силам совершить даже мне.

У сгоревшего эмонгира сидели двое. Крошечный костерок едва тлел, и дым тянулся в сторону Ринересса, мутной пеленой закрывая и так едва видимые в темноте башни города.

— Шенн, скоро утро.

— Да, Далмира.

Фагир поковырялся веточкой в углях, мерцавших, словно асиры, рубиновым огнем.

— А их все нет… Шенн, Маррод великий воин, но… как он сможет освободить Улнара из башни? Перебить всю охрану?

— Не знаю, — отозвался фагир. — Маррод безумец, а безумцам везет. Если он не вернется, я отправлюсь к одану. Я нужен ему. Стагнир увезли отсюда, значит, им нужен тот, кто сможет построить оружие.

— Стагнир не увезли, — улыбнулась девушка. Шенн подян голову:

— Ты что–то знаешь! Говори, где он?

— Мы с Улнаром нашли и спрятали его. Там, в реке, под камнями. Никто не найдет.

Шенн рассмеялся:

— А я‑то думал! Представляю, какое сейчас лицо у Орэна! Спасибо, Далмира, вы все сделали верно. Улнар молодец.

— Улнар хороший человек, — кивнула девушка, и Шенн заметил, как дрогнул ее голос. Она переживает за него, подумал фагир, она его любит…

— Ты достанешь стагнир?

— Нет, пусть лежит там.

— Спасибо тебе, Шенн, за все. Знаешь, хоть ты и носишь одежду фагира, но ты остался тем парнем, который… с которым я… Ты знаешь…

Далмира подняла глаза на товарища. Шенн улыбнулся, на единственный миг став наивным дикарем, что спас ее когда–то в диком лесу; парнем, с которым она обошла полмира…

— Светает, — сказал фагир, глядя на небо. Звезды исчезали одна за другой, и тени отступали, прячась в укромных ложбинах.

— Подождем еще, — попросила девушка.

— Подождем, мне спешить некуда, — сказал Шенн. — Далмира, что ты будешь делать дальше?

— А ты? — после паузы ответила она. Ей не хотелось отвечать, она не знала, как будет жить без Улнара.

— Не знаю, — пожал плечами Шенн. — Награды мы не получили, а будь у меня деньги, я бы отправился путешествовать. Мне нравится узнавать мир, видеть то, чего не видели даже оданы, нравится изучать и удивляться. Жаль, что эмонгир сгорел…

— Как глупо, да, Шенн: наш отряд сделал все, что приказал одан, но награды не будет. Ты прячешься от одана, Маррод тоже, Улнара объявили шпионом… А меня нет в списке одана. Мы сделали все — и не получили ничего.

— Мы получаем свою награду здесь и сейчас, — серьезно ответил Шенн. — Мы ведь живы, несмотря ни на что — разве этого мало? Тебе нужны асиры, Далмира? Зачем?

— Теперь я свободна, — ответила девушка. — Торвар мертв, и хартоги больше не будут искать меня. Я могу идти, куда захочу, будь у меня деньги, я могла бы купить дом… Я даже могла бы вернуться домой!

Она замолчала, вспоминая родной остров. Сколько лун прошло с тех пор! Ждут ли там ее, и найдет ли она дорогу через океан? Наверное, нет.

— Послушай, Шенн. Ты ведь знаешь, что Улнар принимал зелье…

— Да, — сухо ответил фагир.

— Улнар умрет, если зелье кончится, а Ош–Рагн отняла у него последнее. Он должен вернуться к ней, но не хочет, а я не хочу, чтобы он умер, как те люди!

— Чем же я могу тебе помочь? — уже мягче спросил Шенн.

— Не мне, а ему! Ты же фагир, ты многое знаешь! — Далмира заглядывала ему в глаза. — Ты умеешь врачевать, спаси его от яда морронов!

Шенн покачал головой:

— Чтобы лечить человека, надо знать, чем он болен. Я не знаю. Это зелье делали из трав Гунорбохора, видимо, и противоядие может быть сделано только из них. Если оно существует.

— Может, ты просто не хочешь ему помочь? — глухо спросила она, глядя на пламя.

— Нет, Далмира, очень хочу. Почему ты так говоришь?

— Прости, Шенн, просто я… люблю его. И если его не будет, мне кажется, я тоже умру.

Шенн рукой взъерошил свои непослушные волосы:

— Любить человека бессмысленно: он может погибнуть, исчезнуть, предать… Надо любить то, что есть в человеке: его ум, его волю, смелость, честь, доброту. Это остается, даже если человек умрет, в нашей памяти, и в его поступках, в том, что он оставляет после себя. За это я и люблю вас всех: тебя, Улнара, и даже Маррода, поступки которого мне не всегда по душе. Но что я знаю о его жизни, которая сделала его таким, какой он есть?