Наталья Норд - ремя Вспомнить. Хроники Метрополии. Часть 1

Сегред перевернулся на спину и всматривался звездное небо, пока не потонул взглядом в мерцающей глубине. В детстве мама говорила ему, что звезды - крошечные серебряные узоры на бархатном покрывале над колыбелькой, что Божественная Праматерь вышила для защиты своего любимого чада - человека. Все было бы хорошо, и остался бы человек в безопасности, но, вопреки недовольству Праматери, Бог-Отец сам приподнял край покрывала и пустил в мир нечистую силу, чтоб подрастающий ребенок поигрался, научился отличать Добро от Зла и укрепился духом. Отец и Мать, уча чадо уму-разуму, долго потом рождались в срединном мире под разными именами, которых сейчас не помнят даже саги. От тех рождений пошли боги. Зло, однако, расплодилось так, что Отец сам был уже не рад, что допустил его к человеку. Вот и пришлось Матери нитями разного цвета вышить внутри человека Дом-Древо для защиты души, с дуплами, в которые боги заглядывали, как в окна и двери. Говорят, когда соберется на земле достаточно закаленных, чистых душ, падет звездный полог, и человек воочию увидит своих Создателей. Еще говорят, что момент этот наступит, когда все народы, живущие под солнцем, соберутся в одно государство, а власть зла достигнет предела. Тогда женщины будут как мужчины, а мужчины подобны женщинам, и люди будут совокупляться, как звери, и убивать друг друга из-за власти и денег. И мертвые смешаются с живыми. Сегред зевнул. Судя по всему, недолго уже ждать - что уже не сбылось, вот-вот сбудется.

Бран не спал. От него все еще воняло мокрой шерстью - после показательного 'убиения' он долго отмывался в речушке от овечьей крови, катаясь спиной по мелководью. Плотный мех плохо сох даже у костра.

― Так значит, Толий мертв? ― бросил Сегред, продолжая прерванный сонливостью разговор.

'Мертв. К сожалению. Но не совсем'.

― Как это?

'Бродит по междумирью. Ищет медиума, который согласится дать ему новое тело'.

― Ты-то откуда знаешь?

'Забыл, кто я? Толий не видит меня, не помнит, но я всегда его узнаю, даже мертвым. Я привлекаю его. Он чует мою суть и иногда бродит вокруг. Но силы его слабеют'.

― Ты ведь хотел 'поговорить с ним по душам'. Вот и поговори.

'Не могу. У него сейчас разум размером с медяк, и сосредоточен этот сгусток ненависти и боли на банальной мести. Что он мне расскажет?'

― Я думал, он сам помер.

'Ему помогли. Так часто бывает у тех, кто мнит себя непобедимым'.

― Значит, еще одна ниточка оборвана?

'Значит, оборвана'.

Бран помолчал.

'Я волнуюсь за этих людей. После смерти Толия Перепел сам не свой, что-то не срослось у него с преемником Высшего. Может прийти сюда, чтобы убедиться своими глазами, что я мертв. Он никогда мне по-настоящему не доверял. Нужно уходить'.

― Утром уйдем. Не решатся они искать нас ночью.

'Все равно. Будь начеку'.

К ним, переваливаясь с боку на бок, приблизилась колченогая шутовка с очередной порцией жареного мяса. Днем она была одета в пестрые тряпки, а сейчас выглядела как обычная ората с юга, с головой, закутанной в светлый платок и длинную юбку, прикрывающую кривые ноги. Женщина робко улыбалась, обнажив до самых десен крупные желтые зубы. Сегред вскочил с одеяла, помогая женщине поставить поднос на землю, бормоча, что они уже наелись и зря она столько притащила.

'Пусть оставит, тебе же лучше - пока я сыт, и ты цел'.

'Хотел бы, давно б съел', ― уже привычно отшутился мысленно Сегред.

'Я держу тебя про запас. И таскать не надо - сам ходишь'.

Баулия аккуратно подхватил с подноса овечье ребро и принялся неспешно, как обычный пес, с удовольствием смоктать его, наклоняя огромную голову то в одну, то в другую сторону. Бран вообще не любил сырое мясо, каждый раз терпеливо ждал, когда охотник пожарит пойманную им дичь.

Шутовка зачарованно уставилась на Брана.

― Есть сказка о том, как охотник, преследуя демона, укравшего сажескую дочь, скакал верхом на огромном волке. Когда волк изголодался, юноша стал отрывать от себя куски мяса и скармливать зверю, но тот зарастил раны ездока одним своим дыханием, ― сказала она.

'И не рассчитывай, ― 'пробурчал' Бран, обращаясь к Сегреду. ― Я так не умею. Оторвать могу, зарастить дыханьем - нет'.

Шутовка тихонько засмеялась.

― Вы слышите, как он говорит? ― поинтересовался Сегред.

― Не только я, мы все слышим, ― женщина обернулась к охотнику с улыбкой. ― Поведайте нам свою историю. Мижда напишет пьесу.

― Не в этот раз. Но при следующей встрече - обязательно. Вы хорошие люди.