Питер Дэвид - Армии света и тьмы

Но вместо этого мы лицемерно веселимся, делая вид, будто молимся о том, чтобы люди исправились и выжили.

Я не знаю, зачем Шив’кала все это мне рассказывает. Возможно, он наслаждается моей беспомощностью, желая лишний раз указать мне мое место и напомнить, насколько я бессилен в такие моменты. Возможно, он просто садист. Возможно, он вновь устраивает мне испытания.

Испытания. Я так устал от них.

Я устал от слишком многого. Но если верить пророческому сну, в котором я гибну от рук Г’Кара, то моя судьба решится еще не раньше, чем через десять лет. И я не могу просто пройти через эти годы изнуренным и бездеятельным. Я должен найти способ сделать хоть что-нибудь.

Сенна по-прежнему представляется мне очень интересным проектом. А Вир…

Вир… Я должен найти способ, как вернуть его ко двору. В этом я абсолютно уверен. Да, конечно, последний его визит обернулся катастрофой, но я полагаю, что он достаточно умен, чтобы впредь держать свой язык за зубами и никогда больше не упоминать имени Шив’калы. Но как убедить моих тюремщиков в том, что следует позволить Виру вернуться?

И еще Тимов. Как быть с ней?

В течение многих недель я постоянно ловлю себя на том, что начинаю размышлять, удастся ли мне когда-нибудь еще услышать хоть слово от нее. В глубине души я продолжаю надеяться, что она каким-то образом все-таки разгадает эту шараду. Что она поймет - я сфабриковал обвинения ради ее собственного блага, что не от хорошей жизни, а лишь от отчаяния я вынужден был изгнать ее с нашей планеты, ибо иного способа уберечь ее от смерти не было.

Как все это глупо выглядит, будучи изложенным здесь, на бумаге. Оказывается, способность к самообману не ограничена ничем. Ведь у Тимов нет ни малейших причин считать мои действия чем-либо иным, нежели тем, чем они кажутся внешне. Я никогда ее больше не увижу.

Что ж… Может, это и к лучшему.

Да. Да, именно так.

Что касается двух других моих жен, то если я их никогда больше не увижу, это будет даже более чем хорошо. Но Тимов… Я буду скучать по ней. Хотелось бы верить, что она, наоборот, отнюдь не будет скучать по мне, и если это в самом деле так, то я не буду иметь ничего против.

Празднования - извиняюсь, «молитвы» - продолжаются за стенами дворца, шумно и пьяно. Конца им, похоже, не будет. Но я все равно не стану в них участвовать. Я должен остаться в стороне, должен быть выше этой суеты. Конечно, я бы мог забраться в какое-нибудь изолированное помещение и запереться там, чтобы не слышать это громогласное веселье. Но я не могу заставить себя поступить подобным образом. Понимаете… несмотря на все случившееся, я все еще люблю расу Землян. Я верю, что они преодолеют и эти новые испытания. На самом деле, я даже думаю, что они обгонят нас. Я вижу, где теперь Республика Центавра, и вижу, где теперь Земляне, и понимаю, что их звезда только еще начинает возгораться. А наша звезда… она, увы, наоборот, тухнет. Конечно, никто из моего народа так не считает. Да и с чего бы вдруг? Я и сам не хотел бы себе верить. Но я чувствую свою правоту, возможно, потому, что являюсь теперь воплощением духа Центавра… и еще я чувствую, что моя собственная звезда, где-то далеко в глубине моей души, тоже начинает постепенно выгорать.

А празднования продолжаются.

Продолжилось бы это веселье, если бы я мог выйти к народу и объявить им всем, что, скорее всего, все они вскоре угаснут, просто пока еще не догадываются об этом? Впрочем, я все равно не в силах сказать им такие слова, которые они не пожелали бы услышать, поскольку, честно говоря, я и сам не желаю в них верить. Несмотря ни на что, во мне продолжает теплиться надежда на лучшее будущее моего народа, хотя, сказать по правде, куда сильнее я надеюсь на лучшее будущее Землян.

Лондо обнаружил, что с годами жизнь любого человека постепенно становится похожа на четко установленный ритуал, и особенно быстро это происходит, когда ты занимаешь пост Императора. Поэтому для него было настоящим шоком, когда однажды утром он обнаружил, что привычный ритуал грубо нарушен неожиданным исчезновением Дунсени.

Дунсени имел честь быть личным слугой, камердинером и мажордомом Лондо. Он с незапамятных времен сохранял верность Дому Моллари, и насколько помнил себя Лондо, Дунсени всегда был при нем. Впервые он появился в Доме Моллари после того, как отец Лондо выиграл Дунсени в карточную игру, во время одной необыкновенно удачной партии. Семейство Моллари не ожидало многого от Дунсени, поступившего к ним в услужение при столь странных и двусмысленных обстоятельствах, но в результате отец Лондо был приятно удивлен. Дунсени за необычайно короткий срок сумел заработать репутацию эффективного, предупредительного и достойного слуги, заслуживающего полного доверия.