Тимофей Печёрин - Сердце Таэраны

— Требуешь? — прошипел бургомистр, — ты — требуешь? У тебя хватает наглости требовать что-то от меня? В моем городе?

— Исключительно для пользы дела, — парировал Магистр, но его собеседника было уже не унять.

— Знаешь, что? — крикнул он, зачем-то хватая со стола какие-то бумаги и тряся ими прямо перед лицом Ольгерда, — ваша серая шайка… зарвалась дальше некуда! Вы ведете себя как хозяева! Вы — по какому праву?! Думаешь, я не знаю о ваших делишках с беренальскими пиратами? С этим отребьем? Ошиба-аешься…

Но хватит! Вы мне надоели! Только требуете, требуете, требуете… а пользы от вас как золота в навозной куче. Вредите, громите, убиваете — и требуете! Да знаешь ли ты, боров в мундире, что достаточно одного моего слова… даже одной лишь печати на нужной бумаге — и вы все вылетите из моего города?!

Бургомистр осекся и закашлялся, сам запоздало ужаснувшись собственных слов. Но собрался с духом и решил подытожить — уже более спокойным тоном.

— В общем так, Ольгерд, — произнес он слегка дрогнувшим голосом, — пришла пора определиться. Вам. Друзья ли вы города или враги. Работаете на него или против него. Третьего не дано.

— Друзья? — переспросил Магистр, вдохнув и поворачиваясь к выходу, — значит, друзья… У Ордена нет друзей. Есть лишь интересы. Которым кто-то соответствует — а кто-то нет…

И, не дожидаясь ответа, Ольгерд покинул кабинет бургомистра, понимая, видимо, бесполезность дальнейшего разговора. Собеседник же его еще несколько минут смотрел вслед — в напряженном и тревожном молчании.

Он еще не знал, что будет смертельно отравлен — уже сегодня, за ужином, приготовленным рукой повара, что верой и правдой служил бургомистру на протяжении десяти лет.

Чем дальше уходила в море «Золотая чайка», тем больше охватывало капитана Хорнета смутное недовольство. Отчасти оно передавалось и команде — однако то была лишь бледная тень, лишь эхо от состояния, в которое все глубже погружался пиратский вожак. Его словно грыз изнутри невидимый червь; не тело грыз, но душу. И капитан с готовностью делился этой «радостью» с подчиненными — посредством возросшей придирчивости, грубости и на редкость легкой гневливости.

Хорнет ощущал, будто его кинули — причем кинули, как не кидали никого и никогда. Что он зря потратил время, пойдя на поводу у Серого Ордена; что банально продешевил и что струсил, не посмев настоять на своем. Не говоря уж о том, насколько чревато может быть соучастие в похищении эльфийского принца. При всей кажущейся разнузданности, капитан все же кое-чего опасался: например, лезть в политику. Ведь, как ни крути, а один корабль и десятка два подельников — это слишком, просто ничтожно мало против даже мелкого государства. Которому, кстати, совсем необязательно обладать собственным флотом: достанет и чародейства, чтобы разнести «Золотую чайку» в щепки.

Еще капитан, а следом и вся команда, мало-помалу начинали тяготиться от длительного безделья. Нет, каждодневную работу по управлению судном, разумеется, никто не отменял. Однако рутина есть рутина: сперва она жутко трудна, затем к ней привыкаешь, а потом и вовсе перестаешь принимать в расчет. К тому же пираты вряд ли стали бы пиратами, если б были готовы всю жизнь провести за такой вот рутинной работой — хоть на палубе, хоть на поле или на стройке.

Авантюрная душа жаждала приключений, схватки и, разумеется, добычи, а на худой конец суррогата в виде выпивки и буйства. Так что матросы все чаще и чаще прикладывались к корабельному запасу рома, после чего прикладывали кулаки к лицам подельников.

Капитан все это видел, понимал. Даже несмотря на собственное состояние, он оставался лидером — человеком, ответственным не только за самого себя. Что именно необходимо и команде, и ему лично, Хорнету было более чем понятно. Размяться требовалось, вспомнить, что они вольные люди, а не мальчики на побегушках Ордена; почувствовать себя сильными и смелыми, а не замордованными трудягами. Проще говоря, нужен был еще один корабль, дабы напасть на него и от души повеселиться. И тогда заказ на перевозку эльфийского принца отойдет в глазах пиратов на второй план. Подумаешь, мол, пленник…

Многое понимал Хорнет — кроме одного: он до конца был уверен, что действует по собственному разумению. И что его недовольство вкупе с проблемами в команде вызвано ну чем угодно, только не посторонней волшбой. Уверившись в безобидности закованного в кандалы Леандора и оставив его высочество в трюме, пираты успели привыкнуть относиться к нему как грузу, пусть драгоценному, но неопасному. Им было невдомек, что сковать руки недостаточно: от них зависит лишь боевое чародейство. Голова же у Леандора оставалась свободной… и мало-помалу передавала экипажу «Чайки» его мысли и чувства.