Тимофей Печёрин: Сердце Таэраны

Белые Рыцари захватили наши земли… но им все равно мало. Они словно пытаются выжить нас из Хвиэля и загнать обратно в Дорбонар. Но даже если случится чудо, и падет Сойхольм — цитадель Белого Ордена, радоваться нам все равно не придется. Из-за Трома хлынут сюда зеленые орды орков… а то и вовсе нежить с нев-таларских болот.

С севера к нам тоже лезут рхаваны — ушлые торговцы, совратившие наш народ блеском золота и за жалкие монетки выманивающие реликвии наших обедневших родов. Они не столь наглы и грязны как Орден, но тем и страшны. Страшны своим кажущимся миролюбием.

При таком раскладе я и впрямь не удивлюсь, если хтоники-отщепенцы пробудят кровавое божество. А противопоставить всему этому нечего. То есть, мне казалось, что нечего. Но благодаря провидице я услышал не только о наших бедах, но и о пути к спасению.

— Сердце Таэраны, — не спросил, а, скорее, уточнил Леандор.

— Именно так, сын. И я благодарю Свет за то, что, по крайней мере, маги Рах-Наваза не собираются враждовать с нами. Не собираюсь и я… наживать нашему народу еще одного врага.

— Но как получить Сердце? — спросил Леандор, не понимая последней фразы короля, — я сомневаюсь, что магов можно даже силой принудить отдать его. А уж добровольно…

— А это уже зависит от тебя, сын мой, — заявил Сириний, — пришла пора взрослеть… и показать, что ты и впрямь достоин короны. Никогда правитель Перворожденных не получал престол «за так», то есть лишь по наследству или по воле предшественника. Каждому новому королю приходилось доказывать свою полезность для народа. Теперь пришел и твой черед, сын.

Ты пойдешь к Рах-Навазу — один, без войска и даже без свиты. И убедишь магов отдать тебе Сердце. Право у тебя есть только на успех… в противном случае корона Хвиэля и Дорбонара тебе будет просто ни к чему.

— Я понял, отец, — все еще мягким голосом, но уже куда более уверенным тоном, заявил Леандор, — сделаю все, что в моих силах.

— Надеюсь, что этого хватит, — с холодным кивком, означающим понимание, молвил король.

Надежда — это все, что было у эльфийского короля и его сына.

Кромешная темнота подземелья нарушалась лишь сполохами огня, метавшимися прямо в воздухе. Странное это было пламя: холодное, кроваво-красного цвета и не нуждающееся в дровах, чтобы гореть. Его отсветы то и дело выхватывали из мрака фрагменты и силуэты полуобнаженных тел — бледных и покрытых татуировками. Тела синхронно двигались в жутком танце, больше похожем на конвульсии.

Время от времени кто-то из танцующих нарушал молчание — высоким срывающимся голосом, короткой репликой. Реплики эти менялись… и в то же время повторялись в строгой очередности:

«Сангранол, прими нашу кровь!»

«Сангранол, возьми нашу силу!»

«Сангранол, возродись!»

«Сангранол, явись!»

«Сангранол, покарай!»

«Сангранол, отомсти!».

За этим действом с высокого помоста наблюдал глава клана — Морандор, высокий старик в черных пышных одеждах. Кожа на его лишенном растительности черепе отливала синевой. Раскосые, похожие на кошачьи, глаза горели в темноте тусклым желтоватым блеском. И лишь слегка заостренные уши напоминали о родстве этого существа с народом Перворожденных. О весьма отдаленном родстве…

Танец завершился жертвоприношением. Несколько пленников-рабов, лежащих на земляном полу, почти одновременно, с воплями боли и ужаса, рассталось с жизнью. Они были заколоты кинжалами Темных Эльфов — длинными, тонкими и в то же время острыми, словно бритвы. Кровь жертв окропила изображение звезды с множеством концов: фигуры, вокруг которой и совершался тот зловещий танец.

Сполохи кроваво-красного огня перестали беспорядочно метаться и закрутились в невидимую воронку. И наконец слились воедино — аккурат над центром звезды.

Сгусток, похожий не то на кровавое пятно, не то на вырванное, но все еще бьющееся, сердце, озарился лучами яркого слепящего света. Недолгим был этот свет, а когда он погас, взору участников ритуала предстало изображение странного предмета. По форме этот предмет походил на яйцо — на куриное яйцо величиной в две головы и со скорлупой, отливающей металлическим блеском. Цвет этой скорлупы был неопределенным, точнее каким-то неустойчивым, быстро меняющимся. Сама скорлупа не была цельной; она состояла из неплотно пригнанных друг к другу кусочков, сквозь щели между которыми пробивались лучи все того же, неестественно яркого, света.

Изображение держалось чуть больше минуты — после чего медленно растаяло. Рука Морандора со скрюченными пальцами, похожими на когти хищной птицы, сжалась в кулак.