Надежда Кузьмина: Тайна

— Да мне интересно, есть ли у тебя щетки над копытами, — хихикнула я. — Хотя попутно я узнала, что ты жеребец. Но, наверное, это — правильно? Единороги-кобылы должны же, по логике, сниться парням? — Ой, что-то я, похоже, не то ляпнула. Единорог споткнулся на месте, чуть ли не сев на задние ноги. А он что, понимает меня? Хотя почему бы и нет, это же мой сон.

Единорог обреченно вздохнул, укоризненно на меня глядя.

— Да, думаешь, если ты принцесса и живешь в замке в комнате с окном, выходящим на розовый сад, то ничего о жизни и не знаешь? — нахохлилась я. — Если бы… Имея такого противного кузена, как мой, быстро разберешься, что к чему. С тех пор, как поганцу Ру стукнуло пятнадцать, он пристает ко всему, что движется. Сколько раз я прятала от него служанок. Он приставал даже к моей Лане. Лана — это моя личная камеристка и единственная подруга, — пояснила я коню, который к этому моменту подошел ко мне и свесил морду к моим коленям. Капли воды падали на ночнушку, делая и без того тонкую ткань почти прозрачной…

— Приставал, — удовлетворенно повторила я, акцентируя прошедшее время. — Пока мы не попросили кузнеца сделать колючие ежики из мелких гвоздей и не зашили их с Ланой в стратегических местах, хвататься за которые или притискиваться к которым обожал кузен. Ну и вопль же он издал, когда напоролся! Представляешь, этот болван затащил Лану в угол, и, чтобы показать, какой он мужчина, притиснулся к ней животом. Идиот!

Единорог зафыркал. Нет, он точно меня понимает!

Потом мы гуляли с единорогом по берегу. Я держалась за его гриву, обнимала шею, гладила атласный бок и говорила, говорила… Я рассказывала о своей жизни в замке, о том, как скучаю по погибшему на войне отцу и маме, которая умерла, когда я была совсем маленькой. О том, что меня учат только вышиванию, этикету и танцам. А то, что мне на самом деле интересно — владение оружием, книги и магия — мне запрещено. Так повелел мой дядя-опекун. Впрочем, хихикнула я, не с той он связался. Я умела читать с трех лет, а отец погиб, когда мне было семь. И перед отъездом он передал мне шкатулку с документами, представляющими семейную ценность. Я ее перепрятала в тайник в своих покоях и никому никогда до этого момента не говорила о её существовании. Дядя перерыл всю библиотеку в поисках плана тайных ходов замка. Зря, мог бы не стараться — план, давно выученный назубок, был спрятан у меня. И выпускать его из рук я не собиралась. Так же, как отказываться от посещений кабинета отца — тайной комнаты, окна которой были так хитро проделаны в стенах, что их было невозможно разглядеть снаружи. И куда можно было попасть только по системе тайных ходов, один из которых начинался за стеной моей спальни. В кабинете хранились книги заклинаний, древние грамоты, алхимические реактивы, самое ценное фамильное оружие, семейные драгоценности. Поэтому я регулярно учиняла какое-нибудь из ряда вон выходящее хулиганство — например, как-то я обмазала парадную кирасу кузена Ру изнутри дегтем с перьями. Когда этот раззява одевал ее, то ничего не заметил. Но вот после того, как он постоял на солнце и снял золоченую железяку на виду у всех гостей — скандал вышел жуткий. Меня тогда заперли в комнате, оставив без сладкого, на целую неделю. А мне того и надо было.

Я говорила, говорила… и чувствовала, как ледяной ком одиночества, давивший на меня с тех пор, как я осталась одна, медленно тает… Единорог фыркал в такт моему рассказу, иногда насмешливо, а иногда сочувствующе…

— Ты понимаешь, — сказала я ему. — Жаль, что ты не можешь отвечать.

Конь скосил на меня темный глаз, наклонился и сорвал зубами лесной колокольчик. И протянул мне.

С ума сойти! Мне первый раз в жизни подарили цветы! И кто это сделал — серебряный единорог!

Это был удивительно длинный и очень счастливый сон. Но самое странное меня ждало, когда я проснулась — в моем кулаке был зажат стебелек подвявшего голубого цветка. Решив, что в жизни всегда найдется место магии, я спрятала колокольчик на память между страницами толстой исторической книги с описанием становления Империи — туда бы точно никто не стал заглядывать.

С тех пор каждую ночь мне снилось озеро. И мой чудесный серебряный единорог. Я не пыталась дать ему имя. Я чувствовала, что оно у него уже есть, и что однажды он мне его скажет. Надо просто подождать. Во сне я плавала вместе с конем в озере, сохла на берегу, бегала по лугу. Рассказывала о том, как прошел очередной день, слушая ответное фырканье. А однажды он преклонил колено, и я поняла, что могу сесть на него верхом. Он не скакал — летел, стремительно, плавно. И принес меня на высокий утес, под которым раскинулась обширная долина. Внизу змеились реки, по берегам росли деревья до небес, ветер звенел в их золотой листве. Почему-то я подумала, что тут должны жить эльфы. Я никогда не встречалась с дивным народом, хотя по преданиям нашей семьи в жилах королевской династии была с давних пор толика эльфийской крови. И не только эльфийской. Не зря наша Империя звалась Драконьей.