Марек Гот - Я не люблю пятницу

Я перестал ощущать ее взгляд, только свернув за угол.

Даже не знаю, что далось мне тяжелее — стычка с Крестом или прощание с Кирой. Вру, конечно. Знаю. Но не признаюсь в этом даже себе.

Само собой, меня не могло там быть. Не могло. Десять лет назад я еще был армейским капитаном. Или уже не был? Значит сидел в тюрьме. Это были разведчики. Мог бы догадаться сразу. Мне тоже приходилось так действовать. Очень редко. Очень редко вовсе не потому, что я обладал какими‑то особо высокими моральными качествами. Нет. Я просто очень хотел выжить, и был осторожен. Поэтому мои группы всегда возвращались. Не всегда в полном составе, но всегда возвращались. Мы не были регулярными войсками, которые убивали просто, чтобы ограбить и разжиться парой монет. Мы не были партизанами и не были членами многочисленных шаек, бродивших по просторам Федерации. Те убивали просто так. Мы были другими, хотя и не сильно от них отличались. И, тем не менее, мы тоже засеивали свои тропки трупами людей, которые с нами не воевали и не собирались воевать. Да, мы убивали их, чтобы выжить самим. Но навряд ли это может быть нашим оправданием для Киры. Особенно для Киры.

Меня ТАМ не было.

Но чувствовал я себя так, как будто я там был.

Я вспомнил. Это было шесть лет назад. Или шесть тысяч жизней назад. Мы стояли в вонючей болотной жиже, которая доходила до подбородка, и терпеливо ждали, пока егеря закончат прочесывать островок в наших поисках. Наконец они закончили, но не уходили, а расположились на отдых. А мы стояли. Час, два, десять, сутки… Время исчезло. Оно перестало быть, а егеря все не уходили. Ночью какая‑то болотная тварь подплыла к Ноэлу, который стоял возле меня, и схватила его за ногу. Я увидел, как Ноэл дернулся, и понял, что сейчас он станет кричать. Тогда я зажал ему рот и одним движением перерезал горло. Я знал его целых четыре года. На войне это большой срок.

А егеря все не уходили и мы продолжали стоять. И никто из нас не молился, потому что даже бог не должен был знать, где мы находимся. Мы стояли и ждали, что эта тварь вот–вот вернется за добавкой. И каждый держал в руке нож. И каждый, не сомневаясь ни секунды, воткнул бы этот нож себе или соседу под вздох, чтобы не успел вырваться крик. Но тварь не вернулась, а утром егеря ушли. Хоть нас было в пять раз меньше, но мы бы с легкостью их перебили. Но тогда войска наверняка узнали бы, что мы где‑то здесь, и встреча с богами стала бы только вопросом времени.

И тогда, тем утром, я подумал, что если вдруг эта проклятая война когда‑нибудь закончится и если вдруг я по какому‑то случайному стечению обстоятельств останусь жив, то мне очень, очень долго придется платить по счетам. За каждую жизнь, за каждую капельку крови, за все, что мы здесь наворотили. И платить придется не только за себя, а еще и за многих–многих парней, которые сами уже никогда не смогут заплатить…

— Простите? — пожилая, хорошо одетая женщина смотрела на меня вопросительно и чуть брезгливо. — С вами все хорошо?

Я стоял, вцепившись обеими руками в скамейку. Скамейка находилась в каком‑то парке. Я не понимал, как я сюда попал и где, черт побери, я вообще нахожусь. Костяшки пальцев побелели от напряжения, а левую руку свела судорога. Я еле–еле разлепил пальцы.

— Да… да… спасибо, все хорошо. Извините, если я вас напугал, — я достаточно жалко улыбнулся. — Я только что получил очень печальное известие.

Дама покивала головой, выражая сочувствие, но в ее глазах было сомнение — такие типы не шляются по Центру без дела. Затем она кивнула, то ли убедившись в своих сомнениях, то ли прощаясь, и быстрым шагом пошла к арке, увитой зеленью. По дороге она несколько раз оглянулась.

Из этой части города нужно было как можно скорее уносить ноги. Я понятия не имел, где нахожусь, но двинулся в сторону, противоположную той, куда пошла женщина.

Сориентировался на местности я сразу, как только вышел из парка, который оказался вовсе не парком, а небольшим сквериком позади муниципалитета. Здесь, под журчанье фонтанов и чириканье птичек, наши государственные мужи отдыхали от трудов праведных и не очень. Удивительно, как меня еще патруль не сцапал. На мое счастье был тот час, когда чиновники и клерки уже сидят в кабинетах, а богатенькие никчемушники чистят зубы перед сном.

От первоначального маршрута я почти не отклонился и в отключке был, по моим прикидкам, не больше, чем полчаса, но все равно задерживаться здесь не стоило. Кто его знает, что там на уме у той женщины. Поэтому, увидев конный трамвай, я заскочил в него на ходу, сунув кондуктору мелкую монету. Трамвай шел кружным путем, поэтому у меня было достаточно времени, чтобы подумать о произошедшем.